Сердце вдруг заколотилось, будто она промчалась стометровку. Глупо. Только что в машине они снова обсуждали строительство и, уже разбегаясь по бунгалам, небрежно обронили друг другу; «Значит, в восемь». Так напоминают о текущих мелочах, как: позвони домой, забеги в магазин и т. д. Отчего же теперь она задыхается как школьница перед первым свиданием? Он даже не в ее вкусе. Ей нравятся совсем иные мужчины: сильные, деловые, уверенные. Как Асим. Как папа… А этот романтик-мечтатель не умеет и пригласить нормально. Краснеет, запинается, как юный девственник. У него хоть женщины-то были? Впрочем, ей что за дело. Это просто ужин, не более. Она – босс. Он – наемный служащий. Ничего личного.
Распахнув шкаф, Нина поняла, что ей совершенно нечего надеть. Она не собиралась задерживаться здесь так надолго, поэтому привезла только летние вещи. После докупила куртку, пару свитеров, ботинки. И все. В этом не заявишься в ресторан. Разве только в «Макдоналдс». Может, ну его к черту? В конце концов, жратву и в бунгало можно заказать. Какая разница, где сидеть? Решено, она позвонит и предложит Владимиру отказаться от ресторанных затей. Нет, позвонить – слишком уж официально. Зайдет сама. Здесь два шага. Даже любопытно: она ни разу не была у него. Посмотрит, как живут архитекторы.
– Привет, не ждал?
Конечно, не ждал. Только половина восьмого. В незастегнутой рубашке он отступил внутрь, пробормотав: «Входи».
– Что-нибудь изменилось?
Отчего-то смущаясь, она скороговоркой поведала про свои одежные проблемы, предложив альтернативу в бунгало.
– Если, конечно, хочешь.
– Так даже лучше. Проходи, я быстро приберусь. У меня беспорядок. Извини, я не ожидал…
– Не напрягайся – все свои.
Кругом и вправду царил бардак, всюду валялось все, что только могло валяться, от носков до карандашей. Владимир сгребал все, что попадалось под руку, и засовывал в платяной шкаф.
– Оставь, – запротестовала Нина. – Ой, что это?
Девушка осеклась, обомлела, подавшись вперед. На нее смотрела вторая Нина. Не из зеркала. С одинокого берега, залитого светом луны… Рисунок, сделанный пастелью, не был закончен, и оттого плечи, руки, одежда носили размытые очертания, словно отражение сна наяву. Но лицо было отчетливым, живым. Нина сделала шаг назад, вглядываясь в себя. В неразгаданное выражение тонкой, неизъяснимой печали глаз, нежности полураскрытых губ, легком наклоне головы… Так смотрела бы Надежда. Нина не могла смотреть так.
– Нравится? – тихо спросил за спиной Владимир.
– Ты давно это рисуешь?
– С первого дня.
– Я здесь не такая…