— А Ряха вчера весь кулак о какую-то сволочь ободрал, — вспомнила я, отбирая у Льда тазик с капустой.
— Душа моя, откуда ты знаешь такие нехорошие слова? — всплеснул руками Профессор.
— Так Ряха сказал… — пожала плечами я.
— Не водись с ним! — попросил Профессор. — Он тебя нехорошему научит, помяни мое слово!
Я не стала говорить Профессору, что по моему глубокому мнению это я могу научить Ряху десятку вещей, ну никак не попадающих под категорию «хорошее». Ведь он где свои уроки получал? На улице, да в гарнизоне… Что он может знать о жизни? А я, слава Медбрату, в пансионате обучалась.
— Я узнаю имя этого нехорошего человека, — подмигнул мне Лёд, стягивая еще горсть нарезанной капусты. — Тогда и прикинем, что к чему.
— А тебе, душенька, надо вернуть платье госпожи прокурорши. Чтобы она не волновалась, — сказал Профессор, капая сургуч на конверт и ставя печать представительства.
* * *
После обеда я упаковала платье прокурорши в коробку и побежала, конечно же, на пепелище. Надо же новости сначала узнать!
На щите у входа на рынок висел свежий указ. Народ роптал, но сдержанно.
В сторону пепелища никто не смотрел.
Потому что там гордый и независимый Ряха меланхолично разгребал дымящиеся угли, оставшиеся от сарая.
— Ты что, с ума сошел? — с любопытством спросила я, подходя к нему.
— Угу… — односложно ответил Ряха, упрямо расчищая землю.
— Правда-правда сошел? — обрадовалась я.
— Из-за такой ерунды? — наконец-то заговорил по-человечески Ряха. — Да ты знаешь, сколько раз меня спалить пытались?
— Сколько?
— Лучше не спрашивай. Принеси лопату, вон у стены стоит. Штыковую.
— Лопата-то тебе зачем? — забеспокоилась я. — Ой, прав был наш Профессор, научишь ты меня плохому.
— Тебя научишь… — не очень оценил шутку Ряха.
Пришлось нести лопату.
На расчищенном пятачке земли Ряха прикинул что-то, делая в воздухе странные движения руками и посматривая на остатки стен, а потом начал копать.
И довольно скоро выкопал глиняный горшок, полный, запечатанный.
— Ну вот, теперь всё, — довольно сказал он. — Можно и стопочку пропустить за упокой души такого многообещающего дела. На корню загубили, гады.
— Это деньги? — уточнила я.
— А что ж ещё? — насупился Ряха. — Конфеты? На тараканах заработал, чтобы Горе провалиться со своим указом! Но ничего, мы своё и другим способом возьмём…
— А что тебе сестра пишет? — спросила я, словно невзначай.
— Не твоего ума дело, — отрезал нахмурившийся Ряха. — Про погоду, поняла?
Ну-ну… Про дожди, не иначе.
— А о кого ты кулак разбил?
— О кого надо, — опять не пожелал отвечать Ряха. — Двадцать Вторая, ты вроде такая маленькая, а вопросов в тебе помещается, как не знаю в ком. Помолчи, ага? Когда женщина молчит, её приятно слушать.