Блондин, покраснев, аккуратно поправил газету, словно его смущало обнаженное тело колбасы и красные пятна томата.
Брюнет начал медленно пятиться. Полоска света от окна между ним и краем стола стала расти так мучительно медленно, что Второву захотелось подтолкнуть его.
— Отмечаете? — неопределенно сказал он и шагнул мимо стола к окну, где стояли приземистые шкафы с книгами. Второв чувствовал, что тоже начинает краснеть, нужно было как-то действовать.
— Вы попали в самую точку: перерыв у нас, вот отмечаем, — выдохнул блондин. — День рождения вот… у него. А здесь кабинетик пустует. Вот мы и собрались обмыть, так сказать, его… — Он ткнул пальцем в брюнета, уже успевшего отдалиться на почтительное расстояние от стола и приблизиться к распахнутой настежь двери.
Тот застыл на несколько мгновений, соображая, к чему ведет подобный поворот ситуации.
— Да, — неуверенно сказал он, — день рождения у меня. Я родился.
Брюнет уже освоился и решительным шагом приблизился к столу.
— Может, вы с нами за компанию, так сказать? — нарочито веселым голосом спросил он и взялся за колбу.
— Вот именно! В честь знакомства, — заулыбался блондин…
Второв посмотрел на них. Черти этакие! Блондин, должно быть, плут и пройдоха, каких свет не видывал.
— Спасибо, — сказал Второв, — не пью. А вы пейте.
— Как вас величают-то? — полюбопытствовал блондин.
— Александр Григорьич.
— А меня Сергей Федорович Сомов, я главный механик в этой лаборатории, а он электрик наш, Анатолий Стеценко, значит. Ваше здоровье!
Выпив, Сомов развеселился. По его лицу разлился румянец, глаза заблестели. Он толкнул в бок «именинника»:
— Вот не гадали, Стеценко, что мы сегодня с тобой будем новое начальство обмывать! А?
— Да, — сказал Стеценко басом, — это уж факт.
— А кто сейчас лабораторией Аполлинария Аристарховича командует? спросил Второв.
— Считается, что новый директор, — словоохотливо объяснил Сомов, беря кусок колбасы, — но мы видели его за это время всего один раз. Оно, правда, после Аполлоши, не в обиду будет сказано, Филипп будет помельче. И фигурой, и головой не вышел. Правильно, Анатолий?
— Точно. Насчет головы не знаю, а с фигурой у покойника было все в порядке. Высокий, плечистый, и сила у него была дай бог.
— Да, а ведь старик, пенсионер, считай. А как тогда он эту тележку свернул, а? — Сомов просиял, словно он сам совершил этот подвиг.
— Какую тележку? — удивился Второв.
— Было тут одно дело, — улыбнулся Стеценко. — Старик выезжал со двора на своей машине, а в воротах наши подсобники застряли с тележкой, на ней возят корм для зверья. Мотор заглох, и как-то она у них так развернулась, что стала поперек — ни пройти, ни проехать. Ждал, ждал академик, а работяги копошатся — и ни с места. Известное дело, народ неумелый…