— Новички, — разъясняюще вставил Сомов.
— Да. Одним словом, рассвирепев, Аполлон выскочил из машины и вывернул все в кювет. И понес, и понес…
— А в ней не меньше трехсот килограммов, — сказал Сомов.
— Больше, — заметил Стеценко.
— А свидетели этого происшествия, наверное, были под хмельком? улыбнулся Второв.
— Ей-ей, Александр Григорьевич, — горячо запротестовал Сомов, — вот вы не верите, а пойдите спросите хотя бы нашу лабораторию, да и весь институт вам точно скажет…
— Что же скажет мне институт?
— Необыкновенный человек был покойник. То есть такие номера откалывал, уму непостижимо. Особенно в последнее время, перед смертью.
— Ну посудите сами, товарищи: старику за шестьдесят, а он такие тяжести ворочал. Вы можете быть самокритичными?
— Мы очень критичные, — убежденно сказал Стеценко, — но такое дело было, это факт.
— Да, — подтвердил Сомов, — было, ничего не скажешь. А какой у него глаз, ого! Все видел, все помнил! Как у нас в лаборатории прорабатывали Николая, помнишь, Толя?
— Все тогда говорили об этом, — кивнул головой Стеценко.
— Вы знаете, у нас здесь один парень проштрафился, прогулял два дня, рассказывал Сомов. — Разбирали его дело на собрании коллектива лаборатории, и нужно было рассказать, как Николай пришел на работу, что делал, — одним словом, дать характеристику. Сам Николай сказал два слова и молчит. Тогда выступает академик. И как начал!.. Вот уж голова, я вам скажу! Все описал: когда Николай поступил, как был одет, что говорил. Даже цвет туфель запомнил. И что Колька курил сначала сигареты с мундштуком, а затем бросил и перешел на папиросы, тоже упомнил.
"Легендарная личность", — подумал Второв. Его стала немного раздражать предупредительная словоохотливость механиков, и он прекратил расспросы.
Сомов, видно, почувствовал скрытую напряженность нового начальника. Он свернул газету и прихватил колбу.
— Мы пойдем, Александр Григорьич. Спасибо за компанию. Извиняйте, если что не так. Пошли, Стеценко.
Они ушли. Второв открыл окно. В комнату ворвался лес, свежий и пахучий. Где-то совсем рядом пели птицы; казалось, что их пронзительные голоса раздаются в самом кабинете.
"А ведь здесь действительно неплохо. Тишина, свежий воздух, и людей в лаборатории немного. Кузьмич молодец, что сунул меня сюда. Немного передохну от сумасшедшей гонки…"
Второв потянулся, зевнул и тряхнул головой, отгоняя назойливые мысли о неоконченной работе по вторичным структурам ферментов. Где-то среди обрывков формул и реакций всплыл голубой конверт с письмом и тут же исчез, смытый новым потоком мыслей.