Легко или не легко было это сделать, но он исходатайствовал свидетельство о пропаже его бумаг и вид на свободное прожитие повсюду, где ни пожелает, до истребования нового аттестата.
Доставив Дмитрицкому эти бумаги, Кумин предложил ему и необходимую сумму денег на дорогу, куда пожелает ехать.
— Взаймы, не иначе, Петр Фадеевич, — сказал Дмитрицкий. — Хоть шайку воров и разбойников наберу да награблю денег, а отдам вам долг; мне не в первый раз быть атаманом, да и литератором также: хоть накраду стихов, а сочиню поэму и посвящу Домне Яковлевне! Будьте здоровы, желаю вам счастия и тому подобных вещей!
Простившись с Куминым, Дмитрицкий отправился прямо в гостиницу «Лондон».
— Федя! я опять в живых! — вскричал он, вбежав в номер, занимаемый Рамирским.
— Дмитрицкий! Опять метаморфоза? Откуда ты? — вскричал и Рамирский, обнимая его. — Мне сказали, что тебя взяли? — прибавил он тихо,
— Взяли, да и сами не рады, что взяли! Ты собираешься в дорогу?
— В деревню, с Машей.
— Ууу, «странная вещь, непонятная вещь!» Неужели? Так я с вами.
— Душою рад; но скажи, пожалуйста, на каком ты теперь положении?
— На прежнем, допотопном. Теперь ты меня не бойся: у меня есть теперь что показать на заставе. Только одно на душе — Саломея; не знаю, что с ней делается.
— Ох, эта Саломея! — сказал Рамирский. — Оставь, пожалуйста, ее в покое!
— Нельзя, душа моя: чудная женщина! Если б не она, я бы век остался венгерским магнатом. Мне следует поблагодарить ее. Послушай, ты еще не скоро поедешь?
— Тотчас после обеда.
— О, так я успею.
— Куда ты? Пожалуйста, не езди никуда.
— Не могу; узнаю по крайней мере о здоровье. До свидания!
— Обедаем вместе?
— Очень натурально; я теперь на твоих хлебах: своих нет.
— Чудак, чудак! Деятельная душа, которая не знает, куда деваться с своей свободой! — проговорил Рамирский вслед Дмитрицкому.
Время обеда наступило; на стол накрыто; половой несколько уже раз спросил, подавать ли кушанье?
— Погоди немного, — отвечает Рамирский, выжидая Дмитрицкого и расхаживая по комнате с беспокойной думой об нем.
Дмитрицкий не возвращается. Но вот слышно, кто-то вошел. Рамирский бросился к дверям.
Вошел слуга с докладом что «Марья Михайловна Нильская изволили подъехать к воротам и ждут».
— Сейчас, сейчас, — сказал Рамирский, — доложи, что сию минуту… А его все нет. Где ж его искать? а так нельзя оставить: у него нет, я думаю, ни копейки…
— Кушать, стало быть, не будете? — спросил Иван, слуга Рамирского, готовый уже в дорогу.
— Нет!
— Портфель прикажете выносить в коляску?
— Погоди!.. Дай сюда!
И Рамирский, как будто наведенный на счастливую мысль Иваном, присел, написал письмо, вложил в него пачку ассигнаций, запечатал и кликнул Ивана.