— Ты останешься здесь и будешь ожидать Василия Павловича Дмитрицкого, которому отдашь это письмо. Он намерен ехать ко мне в деревню, так ты вместе с ним и приедешь. Если же в продолжение трех дней не дождешься его, то приедешь один и возвратишь мне это письмо. Номер остается за мной на три дня; ни шагу отсюда, слышишь?
— Слушаю-с, — отвечал Иван, провожая с горем барина. — Что это вздумалось Федору Павловичу сзывать к себе в деревню гостей? — продолжал он разговаривать сам с собою, возвращаясь в номер. — Да еще жди и вози их!.. Экая тоска тут одному!..
Насидевшись и нагрустившись вдоволь подле окна, посматривая на улицу, Иван стал дремать, повторяя про себя: «Экая тоска какая! жди поди! а еще черт знает, дождешься ли!..»
Только что он всхрапнул, как стук двери разбудил его.
— Кто там? — крикнул он.
— Уехал? Ах ты, досада какая!
— Вам, сударь, Федора Павловича?
— Уехал? — повторил Дмитрицкий, хлопнув себя по вздутым щекам, — вот тебе раз!
— Да вам, сударь, кого? Федора Павловича?
— Ну, да!
— Так они уехали, а мне приказали оставаться, ждать вас да отдать вам это письмо.
— Эх-ма! — проговорил Дмитрицкий, развертывая письмо, — я думал, что он меня подождет!.. Ах, дружище Федя! Как будто угадал!.. Ну, кланяйся же ты ему, скажи, что ехать мне никак нельзя; написал бы с тобой, да и то некогда. На днях напишу к нему. Прощай!
— Так как же, сударь, вы не поедете?
— Я тебе говорю, что не поеду, некогда; кланяйся барину, скажи, что я его целую… Прощай!
— Так мне прикажете ехать? — спросил в дополнение Иван.
— Поезжай, поезжай с богом!
— Экой торопливый! Словно родной брат вот тому немецкому барину, что здесь стоял с Еганом-то да что пропал-то вдруг… Или уж это он самый и есть?
Довольный, что избавился от долгого ожидания, Иван тотчас же отыскал в Охотном ряду попутчика и отправился на порожняке в деревню.
— Душка! друг мой! Мария! как я счастлив! — говорил на другой день Рамирский, возвратясь с своей молодой из церкви, — ты моя!
— Твоя, душка! — отвечала Мери.
— Как мы обязаны Дмитрицкому! Сам бог послал его на наше счастье, но где он, что с ним? Как беспокоит меня его судьба!
— Да, и меня также; он стоил бы лучшей участи.
— Все в нем есть: и ум, и прекрасное доброе сердце, и пылкие чувства, и все на беду; нет управы!.. Памятны мне слова отца: управляйся богом; ум, сердце и чувства — кони; только на вожжах идут дружно, везут к цели.
Молодые сгрустнулись о Дмитрицком; они содрогнулись при мысли, что без него никогда бы им не быть вместе. В это время явился из Москвы Иван.
— Ты один? а Василий Павлович Дмитрицкий? Письмо отдал? — торопливо спросил его Рамирский.