— Ах, боже мой, да удастся ли мне с вами играть? — отвечала Саломея грустно.
— Почему же-с?
— Когда вы у нас будете?
— Как прикажете-с.
— Завтра будете? Завтра батюшки опять не будет дома, и и буду играть вместо его.
— С особенным удовольствием.
Саломея Петровна знала, что на завтра взят уже билет в концерт и никого не будет дома.
Поутру Василиса Савишна явилась к Федору Петровичу, чтоб узнать, чем решилось дело; но Федора Петровича не было уже дома, он отправился на почту, справиться, нет ли известий из полка. Потом, исполняя данное слово Саломее Петровне, отправился осмотреть московские редкости.
— Где тут московские редкости? — спросил он извозчика, — ступай туда!
— Редкостные вещи? Какие же, ваши благородие?
— А почему я знаю, я их еще не видал.
— Стало быть, пушка большая да колокол?
— Что ж тут удивительного в пушке? пушки я видал и осадные.
— А такую видали — с дом?
— С дом? Эво!
— И Ивана Великого не видали, ваше благородие? — Кто такой Иван Великий?
— А колокольня-то в Кремле.
— Да отчего ж она Иван?
— Как отчего? оттого что диковинка. На ней, чай, два ста колоколов. Как во все ударить, так по всей земле слышно; да указом запрещено. Как были здесь французы, да и ударили было во все, чтоб, видишь, дать знать в свою землю, что им плохо приходится, ан все стены так и посыпались, словно песчаные, и Палевона-то задавили было. А про большой колокол и говорить нечего. Как вылили его, повесили да легонько раскачали язык, как заревел: земля так и заходила. Все перепугались, и не приведи господи как! Да три лета гудел, пока совсем утих.
Нельзя было Федору Петровичу не поверить этим рассказам, когда он увидел Ивана Великого, большой колокол и царь-пушку. С двенадцати часов до вечера смотрел на них Федор Петрович и дивился. В дополнение рассказов своих извозчик прибавил, что и часовой подле пушки стоит для того, чтоб из нее никто не стрелял.
Между тем как Федор Петрович рассматривал редкости Москвы, Василиса Савишна снова приехала к нему в обеденное время, — Федора Петровича нет как нет. Долго ждала она его с беспокойством, но не вытерпела: любопытство, как и что происходило, повлекло ее к Софье Васильевне. Софья Васильевна рассказала ей, как Саломея помешала переговору с Федором Петровичем, и велела просить его на следующий день на вечер.
— Сегодни мы в опере. Медлить нечего, я вижу, что он вне себя от Кати, и сама вложу ему в уста, что говорить; потому что он неловок и долго не соберется с духом высказать свое предложение.
— И лучше, — сказала Василиса Савишна, — он — простая душа, с ним нечего церемониться.