Огонь, отнявший у него дом, вернул ему его простые критерии. На следующее утро, измученный непрерывным бегом, он доложил в местечке о нападении на Рудлю и просил взять его в армию.
— Я получил капрала, — сказал он наконец о себе, когда ему с сочувствием указали на его увечье. — Я получил капрала там, где потерял ее, — ударил он железной культей по столу допрашивавшего его офицера. И стал рассказывать о себе.
Его взяли в деревне три или четыре недели спустя. Находясь под арестом, он не стал ждать первого допроса. На крутом повороте горной дороги он выбросил за борт «виллиса» свое сжатое, как пружина, тело. Падая, он увлек за собой конвоира в ту минуту, когда тот схватил его за руку. Они упали вместе, вместе катились по откосу. Боролись молча. Между ними колотился висевший на груди солдата автомат. Однорукий был уже близок к поражению, как вдруг ударил противника по голове железным крюком. Солдат обмяк. Алексы, стоя на коленях, сорвал с его груди оружие и тогда, уже с автоматом в руке, услышал грохот сапог бегущего на помощь второго конвоира. Склонившись над потерявшим сознание противником, он услышал, как над его головой просвистели пули: это стрелял второй конвоир. Алексы сжался. В тот момент, когда в просвете между можжевельниками показалась зеленая шинель, — дал очередь. Он убегал не от людей, а от того, что случилось.
На следующую ночь вместе с плачущей сестрой он раскопал спрятанную в саду винтовку. Брюхатому автомату он не доверял. Даже Нина не знала, что он пришел не безоружный. Два года он продержался на ближайших склонах, зимуя в пастушьих шалашах, а когда снежные заносы отрезали деревню от мира, спускался вниз к людям.
Потом, когда его сестру, ставшую к тому времени учительницей, послали на работу в Пасеку, он перекочевал в пастушьи шалаши на Хрышчатую.
Со времени той первой очереди из автомата сегодня Алексы впервые, хотя еще и скрытый от глаз врага, перешел в атаку. Хотя он и не видел его тогда в их доме возле связанной Хелены, но ему обо всем рассказала Нина, и он сразу узнал его. Несмотря на то, что Алексы шел неторопливо, шагом лесника, дышал он как после долгого бега, переполняемый недоброй радостью. Лесник двигался по горной тропе, по временам останавливаясь и осматривая землю.
«Охотится?» — удивился Алексы.
Через некоторое время лесник снова остановился.
Что-то высмотрел на пастбище, догадался его преследователь, лишенный возможности посмотреть на открытое пространство.
Лесник снял с плеча висевшую, как карабин, двустволку. Сошел с тропы. Алексы выждал минуту и осторожно свернул с протоптанной тропы вслед за ним. Теперь, присев на корточки, он видел в просветах зелени движущийся силуэт. Лесник шел сгорбившись, осторожно. Алексы испытывал смешанное чувство. Следуя за врагом, он видел, что враг сам преследует кого-то. Неожиданно Алексы высунулся еще больше. На поляне он увидел заброшенный пастуший шалаш, вокруг которого с опаской ходил лесник. Алексы почувствовал такую радость, что едва сдержался, чтобы не крикнуть. Он осторожно вернулся на тропу и стал ждать. Машинально, словно стоя на тропе выслеженного зверя, он взял на мушку то место, где высокие деревья подступили к тропе. Через минуту его мушка уже была между лопатками врага. Он поднял ее к основанию шеи. Только в одном он мог быть уверен в жизни — в меткости своего оружия. Он следил за лесником, как рыбак за щукой, которая вот-вот должна взять приманку. Он чувствовал под пальцем курок, под щекой — гладкую ложу, дышал глубоко, вдыхая запах лесного мира, забавляясь видом мушки, убегающей от цели, когда при вдохе поднималась его грудь. Лесник продолжал идти вверх и если даже на время исчезал из поля зрения, то через минуту снова появлялся за поворотом.