Начертив нужное, мона Алессандрина принялась украшать карту завитушками и дополнять подробными разъяснениями, что как называется, и почему так, а не иначе. Донна Элизабета иногда косилась на аспидную доску и пребывала в явном восторге от способностей моны к рисованию карт. Мона Алессандрина в душе посмеялась над ней.
– Дон Кристобаль, вы, как всегда, великолепны и убедительны. – Сказал мужской голос у нее за спиной. Вздрогнув, она обернулась, а мужчина, улыбаясь, продолжил:
– … так великолепны и столь убедительны, что никто из благородных дам не соизволил меня заметить, даже моя супруга. Право, вы рискуете жизнью, ибо в ревности я страшен.
Донна Элизабета расплылась в счастливой улыбке и встала к нему навстречу. «Ба, да она его любит!» – пронеслось в голове у моны Алессандрины, – «Боже мой, да он стоял прямо у меня за спиной…» А то, что он красавец, каких мало, она не отметила даже про себя… Ну, просто этого не требовалось отмечать.
– Муж мой, я приветствую вас дома. Позвольте представить, донна Алессандрина, племянница дона Федерико Мочениго, посла венецейского. Я теряюсь при виде ее совершенств.
– Первейшим из которых, несомненно, является ее красота, – маркиз склонился перед Алессандриной очень низко, словно перед коронованной особой. «А он ее не любит…» – эта мысль не мелькнула в голове Алессандрины, а пришла и осталась. Алессандрина невольно порадовалась этой мысли.
– Ее ученость стоит наравне с ее красотой, – парировала донна Элизабета. «При всей своей любви спуска супругу она, видно, не дает».
– И мы должны быть благодарны мадонне Венеции за сей образец восхитительной гармонии.
Паутина. Не та, липкая, ажурная и нестрашная. Иная, сухая, бесформенная, вездесущая. В такой насмерть запутается самая сильная оса.
Она по горло в паутине. И паук с лицом падшего ангела целует ей руки и говорит двусмыслицы, которые щекочут сердце, как ядовитые волосы медузы… Медузы… Мертвые медузы на пенной воде. Свитые из ветра столпы, один из которых, преодолев рубеж суетного дня, оказался у нее за спиной…
Откуда он тут взялся, если должен был надолго уехать? Почему вошел так тихо? Почему следил за ней? – а ведь следил же, и давно следил. С первых штрихов на аспидной доске.
– Синьора Алессандрина, я полагаю, впервые в Кастилии?
Ловко же он подменил «донну» на «синьору». Дворянку можно назвать синьорой, и торговку, и девку.
– Да, ваша светлость. Моя родня решила, что мне стоит посмотреть мир.
Улыбка. Еще улыбка. Полудетская улыбка. Застенчивая улыбка. Чуть-чуть испуганная улыбка. Я просто ученая девица, ваша светлость, не более того, я ученая девица из Венеции.