Бэт знала, что должна звать, умолять, попытаться завоевать расположение этого Бога. Я не могу… спаси меня!
Она отбивалась, отчаянно скулила, пытаясь найти нужные слова. Неожиданно ей удалось перешагнуть черту, и тогда она выкрикнула в наполненный гулким эхом двор то, что не догадалась крикнуть Леона Чиарелли:
— Его! Возьми его! Не меня! Я твоя, я люблю тебя! Я твоя! Возьми его, не меня, пожалуйста, не меня, возьми его, его, я твоя!
В следующее мгновение какая-то сила подняла чернокожего бандита, оторвала от нее, сбросила с балкона прямо вниз, в заполненный туманом двор, а Бэт опустилась на колени, прямо на изуродованные цветы.
Она находилась на грани обморока и не могла быть до конца уверенной в том, что видит: грабитель падал вниз, корчась и переворачиваясь в воздухе, словно сорванный ветром пожелтевший лист.
А потом чудовище наверху стало принимать определенные очертания. Огромные лапы с когтями, которые не могли принадлежать ни одному виденному Бэт животному, протянулись к несчастному, перепуганному насмерть чернокожему грабителю, скулящему, словно побитая собака, и начали рвать его плоть. Через тонкую, но глубокую рану разом хлынула кровь, однако он все еще был жив, дергаясь, точно лягушачья лапа, через которую пропустили электрический ток. Несчастный продолжал извиваться, пока страшное чудище раздирало в клочья его тело. Куски плоти, костей, половина лица с продолжающим отчаянно моргать глазом пролетели мимо Бэт и упали на асфальт с глухим чавкающим звуком. А он все еще был жив, в то время как его внутренности, мышцы, рвота, дерьмо и кожа медленно падали вниз. Это продолжалось и продолжалось, как смерть Леоны Чиарелли, и Бэт наконец обрела кровавое понимание того, почему другие, стараясь выжить любой ценой, наблюдали за гибелью Леоны Чиарелли — вовсе не потому, что их парализовал ужас или вид крови не вызывал никаких эмоций из-за бесконечных телевизионных смертей: просто никто не желал вмешиваться.
Все они по требованию города становились участниками черной мессы; не единожды, а тысячи раз в день в этом безумном скопище стали и бетона.
Бэт поднялась на ноги и стояла полуобнаженная, в разорванной рубашке, вцепившись руками в железные перила балкона, моля о том, чтобы увидеть больше, полнее утолить жажду.
Теперь она стала одной из них — а куски ночного жертвоприношения все еще падали на землю, корчась и кровоточа.
Завтра снова придет полиция, ее будут допрашивать, и она скажет, что это было ужасно: мерзкий, злобный грабитель, она сопротивлялась, боялась, что он изнасилует ее и убьет, а потом он упал, а она понятия не имеет, почему он так чудовищно изуродован, но ведь свалился он с седьмого этажа…