— Чао, Кеша. — Сашка символически клюнула выпускающего редактора в едва наметившуюся лысинку, покрытую младенческим пушком. Кеша поймал ее запястье и прижал к сухим губам. Вся Сашкина веселость сразу схлынула, она виновато опустила глаза. Кеша быстро отпустил ее руку и принялся грустно протирать очки. Его печаль была понятна. Именно он притащил ее в редакцию и открыл шефу глаза на перспективный стиль новенькой журналистки. Он придумал ей свежий, энергичный, пахнущий ветром и джунглями псевдоним Сандра, почти сразу же ставший известным в «сети» и не сходивший с первой полосы канальского «Вестника». Успех и гонорары быстро вскружили Сашкину голову, и даже не щекотка успеха и шалые деньги, а тайная власть, которую она успела ощутить. В ее игривых строчках плясали бесенята, ее едкие шуточки прилипали навсегда, ее язвительного пера побаивались «тяжеловесы» бизнеса и матерые политиканы, ее благорасположение завоевывали или покупали. Как бы то ни было, мавр сделал свое дело, и быстро оперившееся чудо из Таволги Подлесной уже не подпускало его ближе чашечки кофе в баре, пары-другой исправленных ошибок в очередном гениальном тексте да изредка дозволяло подержать зонтик или сумочку на «завтраке для прессы».
Каждый раз после невесомого Сашкиного поцелуя Кеша думал о том, что его единственная жалкая любовь минет бесследно и бесплотно, не осенив его и минутой истинной ласки и близости. Но он никому не показывал своей грусти, он любил быть несчастным внутри себя.
Невысокий, щуплый, в подслеповатых очках-велосипедах, Кеша принадлежал к особому типу интеллигента-неудачника. Независимо от рода деятельности и зарплаты в долларах он остается запущенным, неприкаянным и фатально одиноким, но тем не менее не вымирает, размножаясь по земле-матушке то ли почкованием, то ли спорами, как ботанический уникум.
Прощально махнув рукой, Сашка скрылась в дверях.
В зеркальном лифте она сразу построжела, одернула короткую блузку и прикнопила озорную пуговку на груди. Волной распустила длинные светлые волосы. Илья ждал ее внизу, у хрустальной вертушки телецентра, и эта взбалмошная прическа очень нравилась ему.
А ведь все и вправду случилось как в сказке. Всего четыре года назад, вытянув из-под подушки зеленую тетрадку-дневник, Сашка ринулась в библиотеку на поэтические чтения заезжей знаменитости поэта Евтюхова. Ради этой встречи отменили два последних урока выпускного класса Таволгинской средней школы.
Поэт был проездом из столицы в отдаленные охотничьи угодья. Одет он был в замурзанную ветровку и болотные сапоги. Ростом поэт был невелик и если бы захотел, то вполне мог бы залезть в болотные сапоги по плечи. Сквозь меткий прищур он сразу отстрелил Сашку из табунка старшеклассниц и, оглядев ее всю, от веснушчатого носика, до носков спортивных тапочек, задержался на свитере маминой вязки, в том месте, где проклюнулись наглые бугорки. Сашкины щеки рдели от незнакомого восторга, и что-то горячее, живое раскрывалось в груди, и все ее существо плавилось от любви к кому-то бесконечно высокому, любящему, к тому, кто разжег в ней это восхитительное пламя, подарил ей облака и ивы родной Таволги, научил низать драгоценный жемчуг русских слов: