Я пожал плечами.
— Не знаю, — сказал я. — Я надеюсь, что здоров. По крайней мере, я давно уже не падал.
— Зато до этого повалялся отменно, — заметила Лена.
Я промолчал. А что тут скажешь? Даже если я отрицаю понятие греха, от совести все равно никуда не уйдешь. Немного утешает то, что на протяжении всей своей зимней одиссеи совсем уж явных ошибок я не делал, и что большую часть времени я фактически был куклой в руках Головастика…
Да, был куклой в руках Головастика. Она может сколько угодно говорить, что не вмешивается в сознание людей напрямую, но разница между прямым вмешательством и искусным манипулированием не так уж велика. Все боги одинаковы — люди для них всего лишь фигурки на шахматной доске, каким бы избитым ни было это сравнение. И я скоро сам стану таким же, если уже не стал. Это закономерно — когда регулярно общаешься с людьми вроде капитана Бейцалова, трудно удержаться от брезгливости, а когда чувство брезгливости становится привычным, ты перестаешь относиться с уважением и к другим людям. Конечно, не все люди подобны Бейцалову, но исключения лишь подтверждают правило. А я ведь еще молитв ничьих не слышал… Может, потому я и не хочу выбирать себе аватар?
Мои мысли прервал стук в дверь.
— Это еще кто? — пробормотала Лена и вдруг побледнела так, что напомнила мне мое собственное отражение в зеркале после того, как Лена зарезала меня маникюрными ножницами.
— Что такое? — вскинулся я.
— Сходи, открой, — тихо произнесла Лена и как-то вся съежилась.
Я встал и пошел к двери. Мордехай вдруг засунул руку за пазуху и извлек оттуда маленький аккуратный пистолетик.
— В раю действует огнестрельное оружие? — спросил он.
— Понятия не имею, — ответил я. — Ни разу не пробовал.
— Не надо оружия, — с усилием произнесла Лена. — Он не опасен.
Стук повторился.
— Да кто же это такой, в конце-то концов?! — воскликнул я.
— Открой дверь, — сказала Лена и отвернулась.
Ее заметно трясло.
— Не заперто! — крикнул я. — Входите!
— Он не понимает по-русски, — прокомментировала Лена. — Сейчас я передам ему мысленный импульс.
В прихожей послышались шаги, дверь открылась и гость вошел в комнату. Это был невысокий, худощавый, но очень жилистый смуглый мужчина лет примерно шестидесяти. Национальность гостя не вызывала сомнений — еврей. Одет он был в древнегреческую тунику грязно-белого цвета (в голове мелькнула нелепая мысль: «тайдом» бы его), тощие и очень волосатые ноги были обуты в кожаные сандалии с металлическими бляхами на ремешках. Голова незнакомца была лысой, а лицо утопало в курчавой седой бороде. Ни дать ни взять, постаревший Шамиль Басаев. Туника гостя была перепоясана широким ремнем офицерского образца, с левой стороны к ремню был подвешен здоровенный кинжал в кожаных ножнах.