До остановки от дома тети Веры было минут пятнадцать ходьбы. Забросив за спину сумку, сшитую из брезента, Жора одернул камуфлированную куртку, закрыл калитку и пружинящей походкой полного сил молодого человека зашагал к остановке. В конце улицы он остановился у киоска, достал из кармана деньги и очень вежливо постучал в закрытое картонкой окошко.
Картонка провалилась внутрь, и в проеме показалось заспанное лицо, принадлежащее конопатой девице.
– Чего? – зевая, спросила она.
– Сигарет, милая.
– Каких? – вяло переспросила продавщица, похожая на вытащенную из воды рыбу.
– Давай «Парламент».
– Ого, шикуешь, солдатик! – весело заржала киоскерша, отряхиваясь ото сна.
– Могу себе позволить, – выкладывая деньги на узенькую полку перед окошком, ответил младший сержант.
Уходя, он чувствовал, как взгляд конопатой сони прожигает ему спину.
Когда до остановки оставалось метров пятьдесят, Плескачев остановился. Распаковав пачку, он достал одну сигарету, повертел ее между пальцами, разминая по старой армейской привычке табак. Посмотрев на безлюдный пятачок остановки, он усмехнулся, мысленно укоряя себя за бестолковые действия. Сигареты этой марки в дополнительном размягчении не нуждались, о чем свидетельствовали крошки табака, высыпавшиеся на штаны. Стряхнув крошки, Плескачев выпрямился. В это же время белая «Нива», которая от пыли напоминала серую гигантскую мышь, чиркнув протекторами по бетону бордюра, остановилась почти у носа десантника.
– Здорово, дэмбель, – выставив ногу из проема открытой двери, поприветствовал Плескачева вчерашний знакомый.
– Привет, мент, – нахмурившись, ответил десантник.
– Куда собрался? – вываливаясь всей тушей наружу, поинтересовался мент.
Отшвырнув незажженную сигарету в сторону, Жора с легкой агрессией отрезал:
– Тебе какое дело?
– Э, дорогой, с властью нельзя так разговаривать, – просипел боров в форме, демонстративно поигрывая дубинкой.
Следом за Гаглоевым из машины появились еще двое. Один, поджарый, как афганская борзая, зашел десантнику за спину. Второй, одетый по гражданке, миролюбиво усмехался, показывая череду блестевших под солнцем золотых коронок.
Решив не нарываться на скандал, десантник, поставив на землю сумку, с деланым спокойствием развел руками:
– Ну, извини. Мы люди военные, привыкли по-своему базарить. Без лишних вежливых заморочек. На вокзал я двигаюсь. На вокзал… Понял?
Поведение троицы не нравилось Плескачеву. Слишком воровато бегали у них глаза. Слишком мирно усмехался поджарый тип. Но вокруг был мирный город, а не развалины чеченской столицы. Кроме того, Жора верил, что все, связанное с войной, чеченами, опасностью и прочими неприятными вещами, осталось далеко позади, в безвозвратном прошлом.