Он снова вздохнул, прыгнул и довольно профессионально заключил горло Александра Терентьевича в замок. Тот попытался высвободиться, но неистовые команды, сообщенные мозгом рукам и ногам, обернулись напрасной фантазией. Андреев высунул язык размером с добрую стельку и осторожно лизнул аккуратную ямку, что размещается под затылочной костью.
— По праву старшинства, — сказал Андреев и галантно предложил Гортензии Гермогеновне приблизиться. — Вкушайте — во имя настоящих и грядущих зеленых насаждений.
Кремезной (совершенно неожиданный для академика и теоретика поступок) хрипло затянул песню онтов — людей-деревьев из эпопеи Джона Толкиена.
"Образованный человек", — мелькнуло в голове у Клятова, и тут же резиновые губы Девы присосались к его позвоночнику. Руки Гортензии метнулись к паху Александра Терентьевича.
— Мы посетили вашего покупателя, — сообщил общительный Андреев. Кажется, его звали Пендалем?
Александр Терентьевич, которому мнилось, будто он стал полностью прозрачным, ничего не сказал.
— Он умер, — Андреев вздернул гигантские южные брови. — Он захотел кутнуть, отключился и умер. Там побывала Солодовникова. Сами понимаете: с конкретными людьми — конкретный, майский, земной разговор. Ему не повезло он не испытал прелести удушения живейшей, сладостной лозой…Да, не каждому суждено дожить до золотого века…
Внезапно Клятов понял, что сию же секунду лишится всего — костюма, галстука, рассудка и души. "Просыпаюсь!" — в особенном, сильном волнении, он произнес — тишайшим шепотом, чтобы его не услышали. Они его не услышали. Вокруг не было ни души, он был один — в английском костюме, с остаточным запахом одеколона. Вокруг царила ночь, было около четырех часов утра.
Александр Терентьевич понял, что никакой костюм ему не поможет. Не поможет ничто. С трудом держась на ногах, он проследовал в кухню.
"Все напрасно", — вымолвил он одними губами и присел на табурет. Не слишком ли легко он сдается? Дни лютой трезвости потребовали от него великого напряжения. Собственно говоря, о чем он так печется? Гори оно огнем, ведь он, если припомнить, переселился во флигель уже расставшись с пустыми надеждами. Он прекрасно понимал, что жизни его суждено окончиться в этих стенах. Вот расплывутся доллары — и пиши пропало. А их надолго не хватит — Клятов, что ли, когда-нибудь держался на сей счет иного мнения? Конечно, нет. Стало быть, не о чем и горевать; какая разница, что станет непосредственной причиной его смерти? Цирроз ли, инфаркт ли, ненасытный аппетит зодиакальных скотов — все едино.
Поэтому он может позволить себе выпить. Естественно, с просьбой о выпивке он ни к кому из соседей больше не обратится. Если ничего не отыщет сейчас на кухне, выйдет в ночь, на проспект, какими бы мучениями не аукались ему лишние шаги.