– А потом дела Эмира пошли настолько хорошо, что им заинтересовалось ФБР. Они приняли миф об окопавшемся в горах безумном имаме, которого местные жители почитают святым, за чистую монету. Поверили настолько, что начали разрабатывать планы его физического устранения. Такая операция означала бы катастрофу.
– Твое положение безнадежно, – холодно заметил Платон Петрович. – Вокруг два десятка вооруженных охранников. Как только они сориентируются, что происходит, тебя раздавят, как клопа.
Но Дмитрий, словно не замечая его слов, продолжал:
– Смерть собственного сына натолкнула тебя на мысль инсценировать спектакль с уничтожением Эмира. Для себя ты отвел роль убитого горем отца, одержимого желанием отомстить, и приложил все старания, чтобы другие именно так тебя и воспринимали. Уверен, соответствующие спецслужбы знали о твоем намерении организовать что-то вроде акции возмездия. Им и невдомек было, что дворец пуст, а бывший зять вывез из него даже мебель, для чего воспользовался услугами такой сошки, как Сытых.
Платон Петрович изо всех сил делал вид, будто внимательно следит за рассуждениями Святого, а сам вслушивался в шорохи осеннего леса. С минуты на минуту здесь должны были появиться его телохранители.
– У Эмира было много антиквариата, – объяснил Бодровский. – Что-то для него покупал я, что-то привозили по заказу. Старик имел вкус. Жалко, если бы все это погибло. А ты-то, наверное, был уверен, что на самолете наркотики.
– Но если их там не было, за что же убрали Сытых?
– Он решил меня шантажировать. Наверняка полагал, что сможет на этом неплохо заработать. Вот и заработал – пулю в лоб, – ледяным тоном заметил Платон Петрович. – А насчет всего остального ты почти угадал. Что-то наверняка рассказала Ольга… Мне стоило бы подыскать для нее лечебницу где-нибудь за границей. Тем более что она так любила путешествовать.
Святой брезгливо ткнул стволом пистолета в грудь Бодровскому:
– Никогда не встречал более гнусной твари, чем ты. Но мы заключили контракт на убийство Эмира. А договор с дьяволом, контракт с оборотнем следует соблюдать до конца.
– Но Эмир мертв! – закричал бизнесмен.
– Эмир – это ты! – возразил Святой.
Он поднял пистолет выше, целясь в лоб, и сухо сказал:
– Беги.
Платон Петрович не шелохнулся. Он менялся на глазах. Не было больше смешного пивного животика, исчезли свинячий подбородок и старческая одышка. Банкир скривился в усмешке, обнажив клыки и выставив для броска похожие на клешни руки.
– Я убью тебя, – прошипел Бодровский и ринулся на врага.
Святой неуловимым движением уклонился в сторону, словно тореадор, ни на мгновение не упуская противника из виду. Игрушечное оружие, стреляющее краской, валялось на краю оврага, но у Платона Петровича могло оказаться что-то более весомое, чем этот кусок пластмассы. Дмитрий медлил. Чутье подсказывало ему – пора заканчивать схватку. Бодровский тянет время. Каждое его движение, каждое слово таит в себе скрытый яд. Он – оборотень, и все его поступки на самом деле лживы. Даже сейчас, перед лицом собственной смерти Платон Петрович не был искренним, и его животный, яростный порыв являлся только представлением, очередной ролью.