– Что улучшается? Я не понял. Скажи еще раз, что?
У иностранцев такое бывает. Неожиданные заскоки в отношении России.
– Я – серьезно. Не сегодня, так завтра у вас кончится Гражданская война. Которая длилась без малого сто лет.
– Я не понял.
– Красные и белые скоро объединятся.
– Против кого?
– Против серых.
– А…
– Я пошел, – неожиданно сказал Антон. Пора!
Он пытался сдерживаться, но я понимал, каково ему сейчас.
– Антон! Мы договорились, что ты не вылезешь из машины, пока Дина не войдет в магазин. А сигнала пока нет. Дина еще не вышла из дома.
– Может она не хочет ехать с собакой? И ищет куда бы ее пристроить?
– Типун тебе на язык, Матвей. Ну что ты, правда?
Матвей устыдился и решил защитить Дину.
– Она должна была выйти десять минут назад, и не выйдет раньше чем через двадцать. Мне можно верить. Я знаю женщин.
– Женщина женщине рознь, – задумался я. – Дина последний раз опаздывала во время собственных родов. И то – по рассказам родителей – на полчаса.
Тут зазвонил Анин мобильник. Аня ответила на иврите. Я вопросительно посмотрел на Антона. Он прислушался и совсем помрачнел.
– Подозрительная машина у входа в супермаркет.
– У нас проблемы? – деловито поинтересовался Матвей.
– Сейчас она договорит, и поймем, – сказал я.
Аня дала отбой телефону.
– Все идет по плану. Просто подозрительная машина.
– Где?
– Прямо сзади нас. Черный «Гелентваген».
– Он заблокировал выезд?
– Нет. Пока все ОК.
В это время у Ани еще раз зазвонил телефон и она опять заговорила на иврите. В этот раз разговор длился дольше.
А через примерно тридцать секунд ее разговора Антон вскочил и попытался вырваться из машины. Аня одернула его со всей силы и заорала «шеф!».
«При чем тут шеф?[108]» – подумал я.
Аня наклонилась к шоферу и что-то быстро ему сказала. Шофер врубил по полной, так что Газель взревела, развернулась почти на месте и ее на полном ходу вынесло со двора. Мы все включая Аню попадали со своих скамеек. Я рефлекторно подтянулся к заднему окошку, и увидел, что за нами рванулся черный «Гелентваген». Не успел я подумать, что это значит, как «Гелентваген» подскочил метра на два и, освещенной яркой огненной вспышкой изнутри, сопровождаемой тяжелым низким грохотом, буквально рассыпался на куски.
«Ни фига себе у нас „Газель“. А Джеймс Бонд на какой-то фигне ездит», – почему то пришло мне в голову. Через секунду, я подумал, что «Газель» не при чем, а в «Гелентваген» стреляли из гранатомета те же люди, которые предупредили нас о подозрительной машине. Аня скомандовала: «Всем лечь и не подниматься!» Мы понеслись по городу. Я обратился к Антону, голова которого упиралась мне в живот.