Внезапно ее осенило. Этот звук был не чем иным, как возбужденным дыханием.
– Сука!
Беверли была готова продолжить, но Сорвин скис. Она вылезла из-под одеяла и легла рядом с ним. В комнате воцарилась тишина, и лишь дыхание стало казаться необычно громким.
– Ну? – спросила она, не открывая глаз.
Он не понял.
– Потрясающе. Просто потрясающе.
Беверли рассмеялась, и Сорвин посмотрел на нее.
– Как там наш констебль? Что она сказала?
Однако Сорвину не хотелось, чтобы ему напоминали о существовании мира, находившегося за стенами спальни, за пределами удовольствия. Беверли поняла, что опять наступила на те же грабли: мужчинами управляют их желания, их мозги располагаются в штанах. Она не стыдилась того, что беззастенчиво пользовалась этой слабостью, – ее лишь удручала их полная неспособность чему бы то ни было учиться.
– В чем дело? – нежно спросила она. – Надеюсь, это не чувство вины? Обычно оно приходит не раньше утра.
– Знаешь, это не шутки. – Сорвин внимательно посмотрел на нее.
– А я и не шучу.
Похоже, Сорвин не одобрял ее поведения.
– Черт, неужели для тебя это все так просто? Перепихнулась и пошла?
О боже! Зачем воспринимать все так трогично, Эндрю? Беверли села и вытащила ноги из-под одеяла.
– Да, – обернувшись, ответила она. – Точно так же, как это было для тебя, пока тебе не позвонила твоя красотка и не напомнила, какой ты кусок дерьма. И я в этом не виновата, Эндрю. Ты взрослый человек, а взрослые люди сами отвечают за свои поступки.
Беверли встала и направилась в ванную. Через десять минут, свежая и благоухающая, она вернулась в комнату, где Сорвин, уже облачившийся в купальный халат, сидел на краю кровати. Беверли взяла свою одежду и, не обращая внимания на Сорвина, принялась одеваться.
– Прости, – медленно произнес он.
Беверли ничего не ответила.
– Если тебя это еще интересует, Салли сказала, что она нашла место, где в течение последних недель жил Мойниган. А кроме того, она узнала, откуда у него эти часы.
– Откуда?
– Их подарила ему Фиона Блум. – Он улыбнулся, заметив ее удивление, но она не ответила ему улыбкой.
Теперь ей определенно было о чем подумать, и прежде всего о том, куда могло привести это открытие. Оно не могло быть случайностью, но она не знала, как его интерпретировать, и пока ощущала лишь нараставшую тревогу. Какое отношение мог иметь Мойниган к смерти родителей Елены?
– Оставляю тебя наедине с твоими страданиями, – промолвила она, направляясь к выходу в основательно подпорченном настроении.
Сорвин не ответил, и она покинула его дом. Такие прощания не были для нее чем-то новым, но от этого они не становились менее болезненными.