– Просто я давно знаю Беверли, – произнес он.
– Да, я догадалась.
– Она отличный полицейский.
Судя по выражению лица Фетр, она не была готова выслушивать комплименты в адрес Беверли Уортон.
– Не сомневаюсь.
Айзенменгер подался вперед.
– Но она из тех, кто может быть только первым, и никак иначе.
– Послушайте…
– А это означает, что вторым и третьим в этой пищевой цепочке иногда приходится страдать. Мне уже доводилось это видеть. И порой интересы Беверли и правосудия расходятся.
– Думаю, вы сказали достаточно, доктор Айзенменгер, – заметила Фетр, вставая.
– Ведь Беверли оказалась здесь не случайно, не так ли?
На лице Фетр появилось враждебное выражение, и все же Айзенменгер заметил что-то особенное в ее взгляде. Он не мог определить точно, что это было, но чувствовал, что задел не только ее чувство профессиональной солидарности.
– Доктор Айзенменгер, пожалуйста.
Он встал, взял свою куртку и вышел следом за ней в коридор, где предпринял еще одну попытку:
– Возможно, я смогу помочь вам, констебль. Иногда посторонний человек может заметить нечто такое, что скрыто от глаз профессионалов.
Фетр не ответила, а когда они достигли дверей, ведших в вестибюль, она открыла их и пропустила его вперед. Айзенменгер надел куртку и с удивлением увидел, что Фетр остановилась в проеме дверей и не спускает с него глаз. Затем, не говоря ему ни слова, она заглянула в окошко Джексона и сообщила:
– Я выйду на час, – а затем, повернувшись к Айзенменгеру, добавила: – Давайте найдем какой-нибудь паб.
Елена больше не могла ждать. Она решилась на поступок, на который вряд ли отважилась бы в других обстоятельствах; крепчавший за окном ветер словно придавал ей сил, а отсутствие Джона и его нежелание выходить на связь усиливали ее беспокойство. Она кинула взгляд на часы, чертыхнулась и встала.
Часы показывали половину седьмого, и за окном уже стемнело. В замке царила тишина, впрочем, здесь так было почти всегда. Тристан и Тереза снова уехали, на этот раз в ньюфордскую гостиницу на какой-то охотничий бал. Нелл, по-видимому, была с Томом, а Доминик исполняла роль, сиделки при Элеоноре. Хьюго смотрел телевизор на кухне, периодически навещая свою бабку.
Елена осторожно выглянула в коридор и вышла из комнаты, бесшумно прикрыв за собой дверь. Вероятнее всего, в ста метрах вокруг нее не было ни души, и все же она двигалась едва ли не крадучись. Елена убедила себя в том, что ей необходимо еще раз взглянуть на письма отца, особенно теперь, после намеков Элеоноры на некую связь между смертью ее родителей и Хикманами, и тем не менее чувствовала себя мелким воришкой, который платит черной неблагодарностью за оказанное ему гостеприимство.