– И Нелл изменилась, – помолчав, продолжила Елена.
– Она – красавица.
Он не успел вымолвить это, как подумал, не обидится ли Елена на эти слова, но она восприняла его реплику как вполне объективную оценку.
– Она всегда была такой.
– Тогда в чем же перемена?
Елена ответила не сразу.
– Она всегда была маленькой, хрупкой и изящной. Казалось, она создана из какого-то недолговечного материала.
Возможно, так оно и было.
– И все же прежде она была счастливой и щедрой. А сегодня она показалась мне испуганной.
– По-моему, она испугалась меня.
– Большого страшного патологоанатома! – рассмеялась Елена.
– А Хьюго издевался над ней? – помолчав, спросил Айзенменгер.
– Да, третировал ее самым безжалостным образом.
– Третировал или издевался?
– Да нет, он не желал ей зла. Просто братское подтрунивание.
– То есть в принципе они ладили?
– Они с Хьюго казались двумя ипостасями одного и того же человека; даже когда они спорили и ругались, между ними сохранялась невероятная близость. Нередко он даже защищал ее. Но это не могло долго продолжаться. Детство закончилось, а вместе с ним закончилось и счастье Нелл. Хьюго вырос и зажил своей жизнью. Сначала он сдавал экзамены, потом поступал в медицинскую школу. И у него неизбежно оставалось все меньше и меньше времени на Нелл.
– Они были настолько близки?
Елена помедлила с ответом, и некоторое время они молча лежали в темноте.
– Вначале я не думала об этом… никто из нас не думал. Все знали, что они любящие брат и сестра, и думаю, никто даже не подозревал о том, насколько она зависима от него.
– Даже ее отец и мать?
– Ну, не забывай, что Тристан в это время делал карьеру. С головой ушел в исследовательскую работу – кажется, специализировался на панкреатите, – получал премии и всякое такое.
Полз вверх по служебной лестнице. Тут надбавка к зарплате, там – национальная премия. Где уж тут найти время, чтобы проследить за дочерью и удостовериться в том, что она не забеременела от какого-нибудь местного прощелыги.
– А Тереза в то время была поглощена своей благотворительной деятельностью. Возглавляла какой-то национальный комитет по защите прав женщин, подвергшихся домашнему насилию.
Слава богу, что не комитет по защите прав беременных подростков.
– К тому же надо было заниматься поместьем. А это всегда отнимало у них массу времени, несмотря на усилия Малькольма Грошонга. Нельзя не восхищаться их стараниями.
Она пытается оправдать их. Однако стоило Айзенменгеру подумать об этом, как он тут же устыдился. Кто знает? Может, она права? Разве я сам замечаю, что происходит у меня под носом? Разве я догадывался о том, что Мари собирается сжечь себя заживо у меня на глазах?