– Перестаньте ухмыляться, – сказала Элеонора Ахиллу с дрожащей улыбкой. – Я не пьяна.
Сзади ее подтолкнула лошадь, и Элеонора отпрыгнула, чтобы не попасть под копыта. Она пошатнулась и ухватилась за седло мерина.
– Как скажете, мадам.
– Ах, как бы я хотела, чтобы так и было, – тихо сказала Элеонора, глядя на широкие ворота конюшен. Ахилл уже исчез в их темноте.
Элеонора повернулась и направилась к замку. Итак, война. Она надеялась, что это случится не так скоро.
Три возбужденных молодых человека прошли мимо, откровенно восхищаясь ею в манере, присущей простым солдатам. Они приподняли шпаги, но уже через шаг позади нее их беседа вернулась к воинской славе и военным трофеям.
Листья живой изгороди шуршали в порывах ветра, дующего то в одну, то в другую сторону. Каблуки ее ботинок для верховой езды при каждом шаге глубоко утопали в мягкой траве. Однажды она слышала, как ее братья разговаривали о новых боевых порядках прусской армии Фридриха.
«Уносило ли это страх? – удивилась она. – Шаг… шаг… Облегчает ли это вид смертоносного свинца и штыков?» Несколько минут ходьбы, и она добралась до замка и направилась в свою комнату. Она постояла перед дверью, ее ноги дрожали, как при параличе.
Справа донеслись приглушенные, но шумливые голоса тетушки Женевьевы и окружавших ее слуг.
– Элеонора! – позвала тетя, подавая рукой знак слугам подождать, пока она здоровалась со своей племянницей. – Слава Богу, ты вернулась.
– Извините, тетя, я опоздала. Я…
– Это не имеет значения, дорогая. – Женевьева рассеянно потрепала Элеонору по руке. – Это катастрофа. Полдюжины мужчин уезжают. Самые отчаянные, конечно. Бедный Сен-Жюст даже без своего белья уехал! Ты можешь себе представить? – Она раздраженно покачала головой. – Ах, какое это имеет значение? Остальные последуют за ними с их привычной леностью, а я по-прежнему должна их развлекать. Это ураган. Что сделали с моим великолепным обедом в саду! Сегодня вечером у меня должен быть концерт произведений одного композитора. У меня нет другого выбора. Сама видишь, правда?
У Элеоноры едва было время, чтобы кивнуть до того, как Женевьева начнет опять.
– Да, я знала, что ты поймешь. Какая ты милочка. – Тетя рукой поманила слуг следовать за ней и поспешила через зал. – Мы все должны иметь таких обязательных дочерей, – объявила она и исчезла за углом.
– Конечно, тетушка, – сказала Элеонора пустому залу, – эта обязательная дочь будет рада играть сегодня вечером. – Некоторое время она стояла ошеломленная, потом пошла в свою комнату.
Оказавшись внутри, Элеонора отдала себя в руки служанки. Но удовольствие скоро обернулось осуждением. Ничего не было сказано о том, что утром Элеонора ушла тщательно причесанной, а вернулась простоволосой с заколотыми булавками локонами.