В этот момент вернулся Жан-Батист, ведя на поводу обоих коней. Он широко открыл глаза и разинул рот.
– О Господи! Жан-Батист, помоги м… – Но не успела она проговорить это, как в нем заговорила кровь нескольких поколений французских слуг, текшая в его жилах, и он быстро пришел в себя. Через несколько секунд Жан-Батист с каменным лицом смотрел вдаль.
– Кони, месье.
– Спасибо, Жан-Батист, – ответил Д'Ажене со способным вызвать бешенство спокойствием. – А теперь садись на мерина…
– Нет! – воскликнула Элеонора.
– …и поезжай в замок Дюпейре. Ни с кем не разговаривай, Жан-Батист. Особенно с услужливыми молодыми женщинами. Отправляйся к своему отцу и скажи, чтобы он тебя никуда не отпускал. Никто не должен говорить с тобой, и ты не разговаривай ни с кем.
– Да, месье. – Он кивнул, так и не смотря в сторону Элеоноры, и взобрался в седло. Натянув поводья, он направил коня в сторону тропинки, а затем остановился.
– Месье, – произнес он, глядя прямо перед собой в направлении леса.
– Да?
– В Эпинале я слышал о знатной иностранке, которая, проезжая через деревню, уплатила врачу за визит к больной дочери мельника. Она заплатила за молитвы, вознесенные Святому Стефану.
– В путь, парень.
Вместе со слюной Жан-Батист, возможно, проглотил свои дерзкие слова и пришпорил коня. Через мгновение Элеонора и граф Д'Ажене остались одни.
– А теперь, мадам…
– Ахилл, прошу вас. Развяжите меня. Почему вы так поступаете? Я пришла предупредить вас.
Он схватил ее шею рукой, отведя голову назад.
– Разве? Я не слышал никакого предостережения.
– Ахилл…
– А сегодня утром? Когда я повстречал вас на лестнице, я не услышал от вас ни единого слова предупреждения.
– Я полагала…
– Вы полагали, что на меня нападут. – Он пронзил ее взглядом своих черных глаз. Полыхавшее в них пламя гнева казалось адским.
– Нет! – Она старалась смотреть на него сквозь сомкнутые ресницы. – Ахилл, как вы можете говорить такое обо мне?
– А как иначе? Выслеживая меня, вы проявили сноровку венгерского гусара, Элеонора. Зачем бы вам это было нужно, если не по наказу Рашана.
Зачем? Она открыла рот, чтобы ответить, но, поняв, что это невозможно, привалилась спиной к стволу дерева. Слеза, скатившаяся по щеке Элеоноры, упала ему на руку. Ахилл стряхнул ее, словно она обожгла ему руку.
– Клянусь Святым Стефаном, Ахилл, я ничего не делаю для Рашанов.
Элеонора втянула в себя воздух. Путы, стягивавшие ее, казалось, ослабли, когда она перестала натягивать веревку.
Его черные глаза ясно говорили о том, что он не верит ее словам, но он не двинулся с места, чтобы затянуть веревку потуже. Собирался ли он убить ее? Во многих странах знатные люди могли убивать безнаказанно, но только не равных себе. Так ли обстояло дело во Франции? Горький смех клокотал у нее в горле, как будто это имело значение для такого человека, как Ахилл. Разве не он убивал знатных господ в Париже?