Но они еще никуда не опоздали – так говорил ей отец вчера, позвонив из Италии. У нее в ушах по-прежнему звенели последние слова, произнесенные им перед тем, как повесить трубку: «Патриция, запомни, никуда невозможно опоздать. Я только что осознал это сам. Нам с тобой предстоит очень о многом поговорить. Я должен рассказать тебе нечто чрезвычайно важное». И тут его голос задрожал. Но что бы это могло значить?
Патриция вздохнула. Скоро ей предстоит все узнать.
Она раскрыла книжку и, погрузившись в чтение, забыла снедающие ее нетерпение, забыла волнение и тревогу. Бросив через какое-то время взгляд на часы, она с удивлением отметила, что пролетел целый час. Она мысленно прикинула временной расклад. Прошло уже больше двадцати четырех часов после того, как отец позвонил из Триеста и сообщил, что направляется в Цюрих. Конечно, самолетов было мало, к тому же, в Италии они всегда опаздывают, размышляла девушка, – но ведь не настолько же? И разве не пора ему быть на месте?
Она вновь встала и подошла к окну. И на этот раз его увидела. Он шел по дорожке, рядом с ним, сильно сутулясь, шел доктор Соломон.
Но когда они подошли поближе, Патриция почувствовала, как в груди у нее зарождается – и рвется наружу – панический крик. Давно знакомое и, казалось бы, при помощи доктора Соломона, давно забытое чувство безраздельного и неконтролируемого ужаса охватило ее вновь. Потому что по дорожке к зданию санатория приближался вовсе не отец Патриции, а ее дед.
Сколько уже задуманных ими совместных с отцом планов удалось ему сорвать. Но не на этот раз! Папочка не допустит, чтобы такое случилось и теперь. Он ей пообещал.
Дж. Л., высокий и прямой, с седыми, стального оттенка, волосами и пронзительным взглядом синих глаз, – гранитная статуя, как называла его покойная мамочка, – вошел в палату без стука. Шедший следом за ним доктор Соломон был явно взволнован.
– Патриция… ты едешь со мной… – в приказном порядке объявил Дж. Л., приближаясь к ней.
Комнату заполнил невыносимый запах мужского одеколона.
Она отпрянула от него и села на постель, ухватившись за ручку чемодана.
– Мистер Стоунхэм, – вмешался доктор Соломон. – Это не лучший способ разрешить кризис. Сейчас более, чем когда-либо, Патриции необходимо оставаться здесь и…
– Да уж, на ваш взгляд, конечно! – огрызнулся Дж. Л. – Если вспомнить о санаторных счетах, которые вы выставляете, то вам хотелось бы запереть ее здесь навеки.
От запаха одеколона у Патриции закружилась голова. Она глубоко вздохнула, стиснула зубы.
– Я никуда с тобой не поеду! – Ее голос дрожал. – Я жду папочку.