Откуда он здесь? Или это и есть тот изверг, подвесивший женщину за волосы?
– Беги! – крикнул Степан девочке. Лиля словно ждала этой команды, могучий голос Степана подействовал на нее как ледяной душ. Прекратив крик, она, насколько позволяли ее истощенные силы, поползла куда-то в кусты. Степан продолжал раскачивать кол, но он, проклятый, был вкопан на совесть. На руках вздулись бугристые мышцы, воздух со свистом выходил из его глотки, но ненавистную деревяшку словно бетоном залили.
– По...помогите, – вдруг услышал он голос сверху. Степан поднял голову. Почерневшее, перекошенное от немыслимой боли лицо женщины, которое наверняка раньше было хорошеньким, глаза с мольбой смотрели на парня. – Помогите, он... оно убьет меня.
– Все верно, я убью ее. – Клоун самодовольно потер руки и зевнул. Он шагнул вперед и улыбнулся. – Наше Представление продолжается? Или у нас антракт? С лимонадом и пирожным-эклером? Кто вы, о таинственный незнакомец?
– Не подходи, задавлю, – грозно пообещал Степан, упрямо раскачивая кол. В конце концов он стал медленно поддаваться, и на лице клоуна появилась озабоченность.
– Милейший, отойдите в сторону, – сухо сказал он. Он сделал еще шаг, и это было его ошибкой – кулак Степана молниеносно впечатался ему в нос, отбросив клоуна назад, словно тряпку. Тот пискнул тонким, женским голосом. Накладной нос съехал в сторону, моментально пропитавшись кровью, которая полилась из настоящего носа существа.
– Ш-ш-ш-шшшш, – вскочив на ноги, клоун выгнулся как змея. – Бунт на арене?
– Убейте его... – прошелестела Анна.
Поднатужившись, Степан выдернул кол, отшвырнул его в сторону и метнулся к столу. Вытащив из куска торта скальпель, он остановился в раздумье. Убить эту мразь в шутовском наряде или сначала освободить девушку? Клоун молча стоял в стороне, старательно слизывая с верхней губы стекающую кровь.
Решив, что это пугало в колпаке больше не представляет опасности, Степан стал взбираться на стремянку.
– Ой-ё-ёй! – завопил неожиданно клоун, хотя на лице его блуждала глумливая ухмылка. – Ой-ёй, большой дядя обидел бедного, беззащитного клоуна, лучшего друга всех детей! Ой-ёй!
Он надел какие-то нелепые очки, чем-то щелкнул на дужке, и вдруг из его глаз в два ручья хлынули струи искусственных слез. Клоун «плакал».
– Потерпи, сестренка, сейчас все кончится, – шептали губы Степана. Он начал осторожно обрезать волосы Анны, поддерживая ее своей огромной рукой, чтобы хоть как-то облегчить страдания девушки.
Вдруг раздался хлопок, и он даже не понял, что произошло, лишь плечо обожгло острой болью. Он с недоумением покосился на руку и увидел, как на зэковской робе быстро расползается темное пятно крови.