Затем звук исказился, как это бывает при увеличении скорости магнитной ленты, а потом, наоборот, поплыл, хрипя и съезжая все ниже и ниже, до глубоких басов, пока не затих совсем.
Наталия от волнения и слабости вспотела. Она оглянулась: Валентин стоял позади и смотрел на нее с испуганным выражением лица.
– Что случилось? Почему ты так странно на меня смотришь? – спросила она, вытирая ладонью пот со лба. – Что-нибудь не так?
– Мне показалось, что ты говорила по-французски. Ты знаешь французский язык?
– Нет, конечно. А что я играла?
– По-моему, это было искаженное до неузнаваемости «Болеро» Равеля. Инструмент, похоже, пора на свалку…
– У меня кружится голова. Отведи меня, пожалуйста, в палату. Мне кажется, я сплю на ходу…
После того как Валентин уехал к Полине на квартиру, чтобы переночевать и утром вновь приехать в больницу, Наталия крепко уснула. А когда проснулась, была ночь. Больница спала. «При чем здесь Роже Лотар? И почему я о нем ничего не слышала? Какое красивое название для картины „Рыжая девушка с кофейником“… Имеет ли это какое-нибудь значение в моем деле? Ведь Полина тоже была рыжая… Нет, все не то… А что, если связать Бурковица, этого таинственного антиквара, хирурга и убийцу, с именем Роже Лотара… Понятное дело, это не он украл „Рыжую девушку…“, но он мог купить ее… Или найти покупателя… Я вот тут лежу и бездельничаю, а ведь надо работать. И еще: Полина. Откуда у нее деньги на цюрихский особняк? И почему она ничего не рассказала о том, что ей вырезали аппендикс? Все элементарно: она просто не сочла это необходимым. Операция легкая, обычная, а если учесть, что она вообще не любит (не любила…) распространяться о своих болезнях, то все вполне понятно. Хотя непонятно, почему Романов сказал, что у нее двойной шов. Зачем ей-то двойной шов? Предположим, что люди, которых Логинов назвал «людьми из команды президента», охотились за чем-то, что можно было спрятать в животе, в слепой кишке, – предположим, что-то, несомненно, маленькое, но содержащее в себе ценную информацию: микропленку или магнитную ленту в капсуле, такое вполне возможно, – и для этого потрошили всех пациенток, которых оперировал тридцатого мая Бурковиц. Но ведь они не церемонились со своими жертвами и, не найдя ничего, бросали истекающую кровью женщину, обрекая ее тем самым на верную смерть, после чего принимались за поиски следующей…
Но Полину-то не потрошили. Если бы на нее напали и что-нибудь с ней сделали, то, во-первых, она бы либо умерла, либо, если бы осталась в живых, непременно рассказала об этом мне, учитывая тот факт, что мой близкий знакомый – прокурор города. Да и вообще, если бы Полина, эта храбрая и рисковая женщина, попала в подобный переплет, по ней было бы видно. А то ведь она, что называется, цвела и пахла, как майская роза. Она была счастлива. Да и было от чего: она была влюблена – раз, у нее уже к тому времени была роскошная квартира в центре Москвы – два, особняк в Цюрихе – три!»