– Но как она могла догадаться, что это именно он убил этих женщин? Ведь их трупы нашли уже после ее смерти.
– Возможно, она оказалась свидетельницей того, как Гуров перевозил тела в пустой дом, или что-нибудь в этом духе… Она явно видела труп со вспоротым животом, иначе бы ничего и не было, – объяснила Наталия. – Ну ладно, Фролов, спасибо тебе за звонок, но ты все равно сволочь… Извини, конечно… – Она положила трубку и посмотрела в окно: уже светало. И вдруг она метнулась в прихожую, взяла связку ключей Полины, быстро спустилась на площадку между первым и вторым этажом, где располагались почтовые ящики, и открыла ее ящик. Оттуда посыпалось великое множество предвыборных листовок, приглашений на избирательный участок, на встречи с кандидатами в президенты, рекламные газеты и журналы, и, наконец, из этой толщи бесполезной макулатуры выпало письмо… Оно было адресовано Лене, но почему-то лежало в Полинином почтовом ящике. Как же могло получиться, что Лена ни разу не заглянула в ее ящик? Что, не было такого указания?
Она прочла письмо здесь же, в подъезде.
«Дорогая Лена, пишу тебе, потому что ты – единственный близкий мне человек. Не хочу обидеть Наташу, я ее очень люблю, но у нее есть Логинов и она не так одинока, как ты. У меня нехорошие предчувствия. Пишу письмо ночью, потому что днем не могу это делать: у меня такое чувство, будто за мной следят, за каждым моим шагом… Человек, которого я еще вчера так любила, оказался убийцей. Я сама видела, как Гуров переносил тело женщины, завернутое в белую простыню, на второй этаж одного старого дома… Лучше бы я была в это время дома. И черт меня дернул проследить за ним. Понимаешь, я знала, что у него нет машины, поэтому страшно удивилась, когда увидела его в белых „Жигулях“. Он проехал мимо меня – я вышла из дома за хлебом, – и я узнала его. Остановила такси и поехала следом. Он долго не выходил из машины, ждал, наверное, когда стемнеет. А я, отпустив такси, стояла за углом дома и следила за ним. Я думала, что у него свидание с женщиной. И вдруг, представь, он открывает багажник и, постоянно оглядываясь, достает оттуда нечто белое и длинное, похожее на безжизненное человеческое тело. И скрывается с ним в доме. Я тоже зашла следом и спряталась за входной дверью. Я слышала, как он поднялся на второй этаж. Леночка, дорогая, может, я делаю глупость, что посвящаю тебя в это, но мне страшно… Завтра утром я буду себя ругать за то, что написала тебе все это, но сейчас я просто умираю от страха. Понимаешь, он вышел из дома и на этих же белых «Жигулях» уехал, а я поднялась на второй этаж и нашла в одной из дальних комнат труп женщины… Ты знаешь, я не из пугливых, не из тех, кто падает в обморок при виде мертвеца. Я видела своих подруг, которых насиловали до смерти… Я и обмывала их, и хоронила, и даже один раз присутствовала при бальзамировании… Но такого, что я увидела там, в этом старом доме, мне еще не приходилось видеть. И тогда я все поняла. Поняла, зачем я была ему нужна. Потому что не я ему была нужна, а то, что во мне, и то, чего уже давно нет… Понимаешь, Леночка, за все в жизни приходится платить. И я заплачу. Но сначала заплатит он. Поэтому я и пишу тебе. Запомни, что бы со мной ни случилось, все, что у меня есть, будет принадлежать тебе. Высылаю вместе с письмом копию своего завещания.