Мы въезжали на площадь, залитую безжалостным светом прожекторов. Машины останавливались у стен, отворялись кузовы, оттуда спрыгивали люди, площадь быстро заполнялась народом.
Мама выпрыгнула из машины. Следом за ней - я. Мама протянула мне сумку: "Держи и не выпускай".
Сидоров держал в руке разграфленные листки, перелистывал их, шевелил губами.
- Мы пойдем, - сказала мама, - ладно?
Сидоров кивнул, потом оторвался от своих листков и подмигнул маме:
- Удачи... Я наряды сдам, ну а уж если у тебя не выгорит... - Сидоров развел руками.
- Выгорит, - мама заулыбалась, - у меня все выгорит.
Она крепко взяла меня за руку и повела сквозь толпу.
- Александр Петрович! - закричала она. - Саша, - она замахала рукой, Саня! Я здесь...
Люди недовольно оглядывались.
Людей было много, стояли они тесно. За порядком следили конвойные "псы". Они не давали толпе смешаться, делили ее на ровные квадраты, но мама смело пробиралась вперед, тыча конвойным под нос наши пропуска.
- Рая, - чуть удивленно выкрикнул пожилой полный человек, пробирающийся к нам, - ну наконец-то, где он? А...
Человек остановился рядом с нами, тяжело, устало дыша.
- Ну хорошо. Я уж думал... Все, все, Рая. Оформлено, завязано, пошли со мной.
Он вел нас к противоположной стене, окаймляющей площадь; от шума, толкотни, безжалостного света у меня кружилась голова, нестерпимо болели глаза и хотелось спать, спать.
Мы протискивались сквозь толпу, разделенную редкими цепями конвойных. Александр Петрович спешил. Несмотря на пар, вырывающийся у него изо рта, Александр Петрович потел и часто вытирал пот рукой со лба.
- Саш, - окликнула его мама, протискиваясь поближе, - что ты в самом деле?
- Рая, - сказал Александр Петрович, - только ради тебя и Дженнаро, только... Даже не столько твоя работа, хотя и она, конечно, важна, кто спорит... крупнейший специалист по формовке, но, Рая...
- Саша, - мама склонила голову, и я почувствовал, с какой силой она сжала мою руку, - я тебя не понимаю, о чем ты?
- О том, - озлился Александр Петрович, - что из-за тебя, ради тебя я отказался сегодня от великолепного рабочего, мастера золотые руки - он ушел в столовские...
- Александр Петрович, - мама все сильнее сжимала мою руку, - так надо полагать, что мне надо было уйти в труповозы?
- Не тебе! - выкрикнул Александр Петрович.
- А я вас не просил брать меня в лабораторию, - закричал я, - я вас...
Мама развернулась и с силой ударила меня по лицу.
- Замолчи! Сейчас же, немедленно...
Александр Петрович через плечо смерил меня взглядом:
- А вас, юноша, я и в расчет не беру. При чем здесь вы? Мы беседуем вдвоем, и вам лучше в нашу беседу не вмешиваться. Меня ни капельки не волнуют ваши просьбы и желания - понимаете? Ни синь порох, как говорили в старину. Ясно?