– А что тебя интересует? Ванная?
– Прежде всего ванная. А потом спальня.
Удивительно, как эта женщина, уже не такая юная, умела краснеть!.. И это ей очень шло.
Уходил он уже за полночь. Надевал ботинки в крошечной передней, а она стояла рядом, прислонясь спиной к стене, в одном небрежно наброшенном розовом халатике, такая милая, родная, растрепанная, пахнущая домом и уютом.
– Ну что, я пошел? – нехотя произнес он, привычно хлопая себя по карманам – не забыл ли чего важного. Уходить очень не хотелось. Даже к Дольке.
Люба метнулась к нему, положила руки на плечи, прижалась всем телом. Он погладил ее по волосам.
– Ну что ты, что ты… Точно на войну меня провожаешь…
Она подняла голову, посмотрела на него снизу вверх. В карих глазах стояли слезы.
– Я буду тебя ждать… И еще – выучи мой телефонный номер наизусть.
– Зачем? Ты же записала мне его в мобильник.
– Все равно, на всякий случай. Выучи. Он очень легкий. Два – четыре ноля – двенадцать. Повтори.
– Два – четыре ноля – двенадцать, – послушно произнес он. – Теперь ты успокоилась?
Она покачала головой:
– Нет. Я не успокоюсь, пока ты не вернешься.
«Наверное, это правильно, – думал он, заводя мотор и выезжая из двора-колодца на ночную улицу. – Все-таки перед смертью я должен побыть с дочерью, а не с возлюбленной…»
Долька встречала его уже у лифта.
– Ну наконец-то! – кинулась она к нему. – Я уже извелась вся. Давай рассказывай, что там у вас стряслось!
– Что, прямо здесь, на площадке? Дай хоть в квартиру войти…
Конечно, он рассказал ей далеко не все. Ни о признании Сергея, ни о конверте, пахнущем Ланиными духами, ни, тем более, о своих встречах и разговорах со странной женщиной, постоянно меняющей облик, Малахов говорить не стал. Умолчал и о Любушке – но это, наверное, только потому, чтобы не вываливать на девочку так уж все сразу.
То, что Сергей Псарев снова работает в фирме, Дольку очень обрадовало. А вот рассказ о ее матери и Аркадии оказался для нее не новостью. Она лишь пожала худенькими плечами и состроила гримаску:
– Знаешь, Вит, об этом романе вся Москва знала. Но, как известно, обманутый муж всегда узнает все последним.
Еще вчера такие слова его бы задели. А сегодня все это было безразлично, казалось таким пустым и далеким…
Он встал с кресла, в котором обычно всегда сидел, бывая у дочки, прошелся по комнате, полюбовался видом на ночной город из огромного окна.
Потом перевел взгляд на новый рисунок на стене, мастерски выполненный углем на большом листе ватмана. С картины смотрел молодой бледный мужчина, в черной старинной одежде, с длинными прямыми волосами и с горящими пронзительными глазами. От его взгляда Виталию стало не по себе.