– Неважно. Вам незачем это выслушивать.
Он снова наполнил шампанским ее бокал, потому что к своему почти не притронулся.
– Напротив, – возразил Малколм, поставив бутылку, – я хочу знать о женщине, которая проводит столько времени с моей дочерью, как можно больше. Мне кажется, то, что мне удалось выяснить, лишь вершина айсберга. Вы очень сложная натура.
– Пожалуйста, не думайте, что я буду впутывать вашу дочь в свои проблемы.
– Что вы, мне такое и в голову не приходило. Все видят, как вы любите Фиби и как хотите, чтобы ей всегда было хорошо.
Джанин мечтательно улыбнулась.
– Она такая милая девочка. Как я рада, что у вас есть возможность ни в чем ей не отказывать. Это здорово – осознавать, что можешь позволить своему ребенку все самое лучшее.
Малколм был несколько озадачен ее последней фразой. Конечно, его дочь получала все самое лучшее. Но он не то что не задумывался об этом, просто не понимал, что может быть иначе. Он внимательно посмотрел на Джанин. Она стояла совсем рядом, облокотившись на перила галереи, и он мог чувствовать тепло ее тела, смешанное с ароматом ее духов. Эта смесь была столь пьянящей, что Малколм заметил, что ощущает приятную расслабленность во всем теле. Другого объяснения своему состоянию он не находил, потому что шампанского почти не пил.
– Расскажите о вашей семье, Джанин. Что могли позволить себе ваши родители?
– О, лучше не сравнивать, – засмеялась она. – Деньги всегда были камнем преткновения в нашей семье. Сколько бы родители ни зарабатывали, всегда требовалось больше. К каким только ухищрениям они не прибегали! Думаю, они с облегчением вздохнули, когда у них родилась девочка: по крайней мере, она ест меньше.
Малколм улыбнулся.
– И к каким же ухищрениям прибегали ваши родители?
– Мои братья донашивали одежду друг друга. Мама часто шила мне платья, особенно для…
Джанин внезапно остановилась, и он был достаточно близко, чтобы почувствовать, как она напряглась.
– Особенно для чего?
– Так, – неопределенно ответила Джанин, – для всяких внеклассных занятий. Танцами, например…
Это прозвучало так нарочито спокойно и буднично, что обоим стало неприятно от маленькой фальши в ее интонации. Чего же она недоговаривает? – подумал Малколм и спросил:
– Джанин, почему вы не хотите говорить со мной откровенно? Чего вы боитесь?
– Ничего, – пожала она плечами. – Просто я вспомнила о своей матери. Она до сих пор не оправилась.
– От чего? Я могу чем-то помочь?
Джанин покачала головой.
– Зачем вам это? Это не ваши проблемы.
– Неправда, если это касается вас, то касается и меня, хотя бы как вашего работодателя. А, как вы сами сказали, я отношусь к разряду понимающих. В моих же интересах делать все возможное, чтобы все, кого я нанимаю, чувствовали себя хорошо и не думали на работе о личных проблемах.