– Понятия не имею. – Она пожала плечами. – Главное, что мы теперь все вместе…
Конечно, мы приехали в ее квартиру. И первым, кого я встретила, была мама Маша. Она приняла из моих рук дочку и осторожно внесла в комнату, положила на диван.
– Слава богу, слава богу, – перекрестилась она и произнесла какую-то короткую молитву. – Забрали девочку…
Я застыла в дверях, сжимая конверт от Мюстеджепа.
– Он передавал тебе поздравления, – вдруг сказала, как бы между прочим, Ева, что было вполне свойственно ей, рассеянной, летящей, легкомысленной. – Не стой – замерзнешь. – Она поцеловала меня в щеку и легонько подтолкнула в спальню. – Иди переоденься, я приготовила тебе очень красивый халат… – И защебетала радостно, кружась вокруг ребенка, мамы Маши и счастливого, оглушенного происходящим Паоло: – Этот халат мы оставим здесь, потому что в Риме, куда мы уже очень скоро отправимся, для тебя приготовлен другой халат, тоже потрясающий, вышитый маргаритками…
Она была неподражаема.
Я вошла в спальню, и лица моего коснулся букет роз.
– Ашкым, – услышала я голос, который наполнил меня жизненной силой. – Любовь моя…
Он обнял меня и прижал к себе. Откуда-то издалека, из далекого Стамбула, с площади Кадыкёй, потянуло дымом и запахом жареной скумбрии… Послышалась подзабытая мною заунывная и невыразимо грустная песня уличных слепых музыкантов… «Это цыганская музыка, они играют на инструменте, называемом «саз»…»
Моя ладонь оказалась крепко зажатой в ладони Мюстеджепа, и я поняла, что впереди нас ждут не только Стамбул и Рим, нас ждет длинная, наполненная детскими радостными голосами жизнь…
– Ашкым беним… – ответила я. – Любовь моя.