— Шелк, — сказал Исаак. — Самый лучший.
— У кого ты стащил ее? — спросил Доро.
Даже под плотным загаром было видно, как Исаак покраснел. В следующий момент он свирепо взглянул на отца.
— Так ты украл ее, Исаак? — встревоженная, потребовала ответа Энинву.
— Я оставил деньги, — сказал он в свое оправдание. — Я нашел кое-кого, кто имел подходящий размер, и оставил денег в два раза больше, чем все это стоит.
Энинву неуверенно взглянула на Доро, а затем даже отошла от него, увидев, как тот смотрел на Исаака.
— Если бы тебя поймали за такой проделкой, — сказал Доро, — я разрешил бы им сжечь тебя.
Исаак облизнул губы и протянул юбку Энинву.
— Что ж, справедливо, — тихо заметил он. — Только если бы смогли.
Доро покачал головой и произнес что-то резкое на языке, который явно не походил на английский. Исаак едва не подпрыгнул. Он взглянул на Энинву так, словно она должна была понять эти слова. Она посмотрела на него отсутствующим взглядом, и у него даже появилась легкая улыбка от облегчения, что она явно не поняла сказанной Доро фразы. Доро собрал все узлы, принесенные Исааком, и обратился к Энинву, на этот раз по-английски.
— Иди переоденься.
— Гораздо легче быть животным и вообще не носить ничего, — пробормотала она и вздрогнула, когда он подтолкнул ее к люку, ведущему вниз.
Казалось, что теперь, скрывшись в своей каюте, Доро расслабился и дал волю своему гневу. Он аккуратно развязал остальные узлы. Появилась еще одна юбка, жилет, шляпа, нижнее белье, чулки, башмаки, несколько простых украшений из золота…
— Еще какие-то женские вещи, — заметила Энинву, переходя на родной язык.
— Теперь все эти вещи твои, — сказал Доро. — Исаак говорил правду. Он заплатил за них.
— Даже не спрашивая, хочет ли их хозяйка их продать?
— Даже так. Он совершил глупую и очень рискованную проделку. Его могли подстрелить в воздухе или просто схватить, отправить в тюрьму и в конце концов уничтожить — как колдуна.
— Но он смог бы убежать.
— Возможно. Но не исключено, что при этом ему пришлось бы убить несколько человек. И что тогда? — Доро взял в руки юбку.
— И это беспокоит тебя, когда ты сам так легко совершаешь убийства?
— Я беспокоюсь о своих людях, — ответил он. — Всякое обвинение в колдовстве из-за такого незначительного случая, из-за глупой выходки одного человека, ударяет по многим. Ведь мы все колдуны в глазах обычных людей, и я, пожалуй, единственный колдун, которого они не смогут убить. А кроме того, я беспокоюсь о своем сыне. Мне бы не хотелось, чтобы Исаак хоть чем-то запятнал себя в собственных глазах и в глазах других людей. Я очень хорошо знаю его. Он похож на тебя. Он может убить, но потом будет переживать по этому поводу, мучаясь от стыда.