А здесь не было ничего. Не было даже болезней, которые требовалось бы лечить, не говоря уже о том, что не было и богов, к которым следовало бы обращаться с просьбами. И рабы, и экипаж были на удивление здоровы. Она не нашла никаких болезней — кроме, пожалуй, одной, которую Доро почему-то называл морской и которой страдали в основном рабы. Поэтому, чтобы избежать скуки, Энинву разделяла общество Исаака. Но теперь она видела, что пора остановиться. Было нехорошо так мучить мальчика. Хотя ей было приятно, что он видел ее красоту даже сейчас, когда на ней было одето столько тесных вещей. Она почему-то опасалась, что для любого человека, кроме Доро, она будет выглядеть смешно и нелепо.
— Спасибо тебе за эти вещи, — сказала она тихо, стараясь говорить по-английски.
— Они делают тебя еще красивее, — сказал он.
— Но я чувствую себя как заключенный, мне тесно в них.
— Ты привыкнешь к этому. Теперь ты должна стать настоящей дамой.
Энинву некоторое время обдумывала сказанное, затем спросила, нахмурившись:
— Настоящей дамой? А кем же я была прежде?
Исаак покраснел.
— Я хотел сказать, что ты выглядишь так, как положено даме из Нью-Йорка.
Его замешательство подсказало ей, что сказал он на самом деле что-то не то и не так. Пожалуй, в его словах было что-то оскорбительное. Сначала ей показалось, что она просто не поняла его английский, но теперь она видела, что поняла все очень правильно.
— Так скажи мне, Исаак, кем я была прежде, — настаивала она. — И объясни мне слово «цивилизация», которое ты уже произносил. Что это означает — цивилизация?
Он вздохнул и некоторое время стоял, уставившись на главную мачту, затем посмотрел на нее.
— Прежде, Энинву, ты была всего лишь матерью не-сосчитать-скольких-детей, ты была священником для своего народа, по своему знатной и уважаемой женщиной в своем городе. Но для людей, которые здесь живут, ты всего лишь свирепый дикарь, почти животное, когда они видят тебя в твоих старых одеждах. Цивилизация — это способ существования свободных людей. Дикость — способ, которым живут чужеземцы. — Он попробовал улыбнуться. — Ты же почти хамелеон, Энинву, ты знаешь, о чем я говорю.
— Да. — Она не улыбнулась в ответ. — Разве могут несколько клочков материи сделать меня «настоящей дамой» на земле, где большинство живущих — белые, а большая часть из черных — рабы.
— В Витли это возможно! Я смог это сделать! — быстро сказал он. — Я и белый, я и черный, я и индеец, но я живу там без каких-либо проблем.
— Но ведь ты выглядишь, как «настоящий мужчина».
Он вздрогнул.
— Я не похож на тебя, — сказал он. — Я не могу исправить тот облик, которым меня наделила природа.