Остановив мотоциклет, он слез с сиденья и сказал:
— А, Шортлендс!
Граф удивился. Малиновый и без того, он совсем побагровел, а глаза его вылезли, словно у креветки или улитки.
— Как вы смеете так ко мне обращаться? Мервин Спинк нахмурил белоснежное чело.
— Давайте-ка, — сказал он, — уладим все тихо-мирно. Там, за воротами, вы «милорд», не спорю. А тут я — свободный человек. Так, повстречались на дороге. Тут я вам не слуга.
Доводы были хороши и складно изложены, но граф не угомонился.
— Слуга!
— А вот и нет. Оба мы — свободные люди. Не согласны — жалуйтесь миледи. Тогда я ей расскажу про наши с вами дела.
Лорд Шортлендс стал просто малиновым. При его давлении не побледнеешь, но он был к этому близок. Ему казалось, что позвоночник заменили желатином. Оставив манеру, свойственную средневековым графам, беседующим со смердами, он почти уподобился воркующему голубю.
— Ну-ну, Спинк! Что вы так разволновались? Это, в сущности, пустяк.
— Верно, Шортлендс.
— Пустая условность. А как насчет марки?
— Не понял.
— Леди Адела говорит, что вы на нее претендуете.
— Она моя и есть.
— Какая чушь! — вскричал граф. — Росситер подарил? Как бы не так! Вы лжете.
Ярость предков ожила в пятом пэре. Сама леди Адела не могла бы с ним сравниться.
Дворецкие не смеются, но Мервин Спинк едва не нарушил первое из гильдейских правил. Однако он сдержался, заменив саркастический смех снисходительной улыбкой.
— Послушайте-ка, — сказал он. — Очень советую, послушайте.
До сей поры мы встречали Спинка в его лучшем виде. Нашему взору представал вальяжный трезвенник, только украшавший родовое гнездо. Теперь он сбрасывает маску. Перед нами — последователь Макиавелли. Машинке, и той стыдно передавать его слова. Услышав их, пятый граф, резонно заподозривший неладное, все-таки удивился.
— Да, Шортлендс, я лгу. Ну, что будете делать? Сразу скажу, ничего не выйдет.
Граф понял, что дворецкий прав. Страх перед Аделой не позволит разоблачить козни. Придавленный грузом унижений, он слабо крякнул, хотя Огастес на его месте воскликнул бы: «Хо!» Дворецкий тем временем продолжал:
— Росситер мне никаких альбомов не дарил, я их вообще в жизни не видел. Зато у меня есть племянник, он играет на сцене и, заметьте, своего не упустит. Завтра он сыграет новую роль. Только что мы все с ним обговорили.
Тут он прервал свою речь, лицо его потемнело. Он ощутил, что надо было еще поторговаться. Скостил бы мзду до пятидесяти фунтов, тогда как теперь этот актеришка получит сто, хотя и частями. Однако человек, который вскоре выручит полторы тысячи, не должен мелочиться; и Спинк, вполне оправившись, продолжил свою речь: