Честно говоря, сам Митяй вообще не имел никакого отношения к появлению самого этого термина – полезность, тем более к подробной расшифровке этого понятия. Более того, он позволял себе скепсис в этом вопросе и частенько говорил: – «Ну, да, конечно, эта вещица полезна в масштабах дома, квартала, района или целого города. Ребята, но ведь завтра кто-то может изобрести нечто такое, что не будет полезным жителям целого континента и, вообще, пригодится всего лишь раз для того, чтобы спасти всю нашу планету, но зато строительство этого устройства потребует от всех людей колоссального напряжения сил. Что тогда? Ведь ваше камлание сразу же всем покажет, что может пройти и сто, и двести лет, а эта огромная установка так и не будет приведена в действие. Как быть тогда?» Ему немедленно задали вопрос, а о чём, собственного говоря, идёт речь? Митяй подумал, а этот разговор состоялся совсем недавно, и ответил так: – «В космосе, далеко за пределами Земли, летает множество здоровенных глыб и мы не ведём за ними никакого наблюдения, а ведь однажды одна из этих чёртовых каменюк может упасть нам на голову и причинить очень большие неприятности. Более того, могут погибнуть сотни тысяч людей и это вовсе не шутка. Если мы соберём несколько сотен огромных горячих бриллиантов вместе и построим очень мощную тепловую пушку, а к ней ещё и приделаем телескоп в качестве прицела, то тепловой луч, который, как мне кажется, как и луч энтропии движется быстрее скорости света, если вообще не перемещается мгновенно, просто испарит этот объект далеко от Земли и он превратится в облако плазмы.»
Разговаривал Митяй не с кем-то, кому этого было не понять, а с добрыми тремя сотнями ведлов-учёных, собравшихся в Дмитрограде, чтобы подвести итоги прошедшего года, а потому ему тотчас стали задавать множество вопросов. Некоторые из ведлов-учёных даже сказали ему с обидой в голосе, что они наблюдают за небом с помощью своих говорящих камней. Митяй тоже частенько выбирался ночью на крышу, устраивался в удобном, поворачивающемся кресле и, установив Лариску и Зинулю на специальные штативы, расстегнув рубашку, чтобы Деду Максиму, так он назвал свой третий говорящий камень, тоже было всё видно, часами смотрел на звёздное небо. Увеличение этот ведловской телескоп давал просто колоссальное и в безграничную память Лариски уже было записано огромное количество снимков, на которых стояла дата, время и координаты, кресло ведь Митяй изготовил не простое, а астрономическое. Самым удивительным было то, что для его ведловского телескопа не существовало такой преграды, как атмосфера и он спокойно мог рассмотреть поверхность Венеры, Юпитера, Сатурна и других планет, имевших атмосферу. Плохо было только одно – днём звёзды виднелись едва-едва, мешал свет солнца, но зато само светило он видел прекрасно. Зинуля выступала ещё и в качестве фильтра.