– Привет, Сэм. – Агенту Дона была послана царственная улыбка, а на Джо она подчеркнуто не обратила ни малейшего внимания, тем более что он собрался уходить.
– Ну, тебе пора, сделай так, чтобы они из себя вышли, – напутствовала она Дона.
– А хочешь, я потом еще добавлю, раскалятся, как будто их из домны вынули, – отозвался в дверях комик. Повернулся к Доуни, махнул рукой: – Приятного вечера, миссис Арнольд.
Она, разглядывая собственную помаду в зеркале, словно его и не расслышала.
– Тебе что, два слова ему сказать трудно? – спросил Дон, повернувшись к Доуни так резко, что поехала вбок линия, тщательно нанесенная ему гримером на левое веко.
– Разве я что-то грубое ему говорю?
– Ты вообще ничего ему в жизни не говоришь, не нравится он тебе, что ли?
– Нет, не нравится.
– А вот мне нравится, и артист он хороший.
– Ну и хорошо, если так, – бесстрастно резюмировала Доуни. Пошла к ванной. – Слушай, родной, я что-то прямо заливаюсь потом. Можно я у тебя по-быстрому душ приму?
– На площадке пришлось сегодня вкалывать, а?
– Надо было доснять этот эпизод на Центральном вокзале… И так, говорят, затянули, неудобства создаем для пассажиров.
– Значит, продвигается твоя картина?
– Материал смотрели недавно, говорят, потрясающе.
– А бывает так, чтобы материал не потрясающий получался? – усмехнулся Сэм.
Доуни, игнорируя это замечание, скрылась в ванной, откуда вскоре послышался шум включенного душа.
Сэм усилил звук на внутреннем радио, разговоры в гримерной теперь были почти не слышны, все перекрывал голос Джо, транслируемый со сцены: «Значит, приезжает папа к нам в Нью-Йорк и подают ему здоровенный белый лимузин…»
Дон изумился:
– Неужели он этот анекдот рассказывает, как сто лет назад?
– Конечно, и, как сто лет назад, хохочут до слез, – ответил Сэм. – Кстати, в пятницу я пригласил на программу Милта Шульца с женой.
– А кто это?
– Важный человек в нашем агентстве, утрясает неприятности, если что-то такое произойдет с клиентами на Востоке.
Костюмер подал Дону его расшитую блестками куртку.
– Милая! – крикнул Дон в направлении ванной, где шум воды прекратился. – Увидимся сразу после концерта, хорошо?
– Минуточку, – высунулась Доуни в тонкой простыне, облепившей ее влажное тело. Обняла его за шею, шепнула: – Когда будешь петь «Весь горю от страсти», вспомни обо мне, пожалуйста.
Прижалась к нему всем телом и добавила, заигрывая:
– А за это потом будет все, как ты любишь.
– Обязательно, детка, обязательно, – растаял Дон. Она отпустила его.
– Дон, скажи им, чтобы уходили, мне хочется отдохнуть с полчасика.
– Все слышали? Выметайтесь, – сказал Дон, и к выходу за ним потянулись костюмер, гример, потом и агент.