Хотя Клэр пребывала в полном смятении, она старалась выглядеть спокойной, чтобы не волновать своего пациента. К счастью, лекарства вскоре подействовали, и Дуган забылся глубоким, но беспокойным сном.
Если бы Клэр не была врачом, она бы не так ответила на предложение Дугана. Запустила бы ему чем-нибудь в лицо и сказала, что он опоздал на двенадцать лет. Но такая реакция не улучшила бы состояния больного.
Она попросила Лилу заменить ее и посидеть с Дуганом. Хотелось побыть одной, хотя одиночества в ее сердце было предостаточно. Мир сейчас жил, вращался, кружился по своим законам без нее. Она находилась где-то между прошлым и будущим.
Казалось, боль, которую она столько лет носила в сердце, сейчас, после признания Дугана, должна исчезнуть. Но, напротив, ее страдания становились еще более горькими. Признания Дугана вернули Клэр назад: тяжелое время перед отъездом в Филадельфию, слова мужа, что он не любит ее больше, смятение, страх – Клэр уже не могла понять, старая ли это боль, воспоминание о ней или новая обида.
Разум подсказывал ей, что нужно время и спокойствие духа, чтобы отличить правду от вымысла. Сейчас она не могла ни в чем разобраться – слишком сильное потрясение пережила, да и устала.
Клэр спустилась по лестнице вниз к стойке портье. Она сняла другой номер. Пусть Дуган остается в ее комнате, а она будет подальше от него, насколько это возможно.
Ее новый номер находился в дальней части гостиницы. Тот самый номер для новобрачных, который, как правило, не сдавали обычным постояльцам.
Но Клэр не обращала внимания на пыль, на застоявшийся воздух давно не проветриваемого помещения. Едва она переступила порог, выдержка покинула ее. Теперь не нужно было ни перед кем притворяться и изображать железную женщину. Клэр прислонилась к деревянным панелям и обхватила себя за плечи, чтобы унять дрожь.
Ей было холодно. Слова Дугана, их горькая правда стали для Клэр ледяным душем.
«Не позволяй ему растрогать тебя, – сказала она самой себе. – Не позволяй снова проделать это с тобой. Он не сможет причинить тебе боль, если ты сама не позволишь».
Стараясь избавиться от смятения, Клэр глубоко вздохнула. Потом легла на кровать и постаралась отвлечься от назойливых мыслей. Но они возвращались снова и снова. Клэр думала о тех годах, которые они могли прожить вместе, скажи он ей правду тогда, а не сейчас. Он так натурально изобразил равнодушие, что она поверила. Поверила, что его любовь умерла вместе с дочерью.