Вначале большинство русских верили, что война вскоре окончится их победой. «Разве могло быть иначе?» – спрашивали они себя. Победа была так соблазнительно близка, что они думали: надо только протянуть руку и взять ее. Русская армия была, в конце концов, настоящим колоссом, равного которому мир еще не видел, – британские газеты в своих оценках зашли так далеко, что даже называли ее «русским паровым катком».
И она действительно была паровым катком, впрочем, неэффективным и устаревшим. Во время войны пятнадцать с половиной миллионов человек сражались под знаменами Святой Руси с ее врагами. Однако обещанная победа была по-прежнему далеко.
Несмотря на статистические выкладки, характеризующие ее, казалось бы, неисчислимые войска, Россия была не готова к войне.
На каждую версту российских железных дорог приходилось десять германских.
Русским войскам надо было в среднем пройти восемьсот верст до фронта; германским – не более двухсот. Система российских железных дорог была в таком плачевном состоянии, что иногда составу с войсками требовалось двадцать три дня, чтобы добраться из России до линии фронта.
Немецкие заводы круглосуточно выпускали оружие и боеприпасы. Россия же постоянно испытывала отчаянную нехватку боеприпасов, и артиллеристам грозил трибунал, если в день они расходовали больше трех снарядов.
И последнее, но не менее важное: Россия была подобна великану, распростершемуся на двух континентах от Балтийского моря на западе до Тихого океана на востоке. Сами ее размеры и география делали невозможной помощь союзников. Германская блокада русских морских портов оказалась стремительной, эффективной и удушающей: во время войны импорт в Россию сократился не девяносто пять процентов, а экспорт – на девяносто восемь. Порты Великобритании принимали по 2200 кораблей в неделю, в то время как Россия из-за блокады принимала всего лишь 1250 кораблей в год.
Положение усугублялось тем, что русские командиры не доверяли друг другу, а нормы довольствия были скудны и зачастую вообще отсутствовали.
Тем временем в Петрограде по-прежнему проходили дорогостоящие балы, ставились пышные представления в опере, балете и других театрах, давались затягивающиеся на всю ночь ужины с шампанским, как это бывало в те времена, когда город назывался Санкт-Петербургом. И Сенда Бора танцевала и пировала с самыми титулованными представителями петроградской элиты, одновременно покоряя одну роль за другой на сцене прославленного Theatre Francais. Ее поклонникам не было числа, и она воспринимала жизнь среди поразительной роскоши как должное. Она принадлежала к высшему обществу, о котором можно было бы сказать так: «Оно танцевало, пировало, в то время как Россия истекала кровью».