— Держите. Мало ли что…
— Что это? — непонимающе спросил Морена.
— Модификаторы. На ваши имена. Если я погибну, или что еще — заберете себе… — он запнулся. — Ну, тела, что ли…
— Кажется, соображаю, — прошептал Морена. — Это все ты… семьдесят штук тебя?
— Нет, — компетентно сказал Этерно. — Альрихт один. Но у него теперь семьдесят тел. Он слил их силу воедино, а сверху — правом гроссмейстера решать и свершать — посадил свою волю и свое сознание. Так?
— Именно так! — счастливо захохотал Альрихт. — Только теперь у меня легкий приступ оправданного раздвоения личности. То есть, рассемиде… декшасс, семидетя… десятирения, вот! Вопросы есть?
— Что такое «декшасс»? — мгновенно спросил Этерно.
— Значит, ты в порядке, — радостно сказал Альрихт. — Декшасс — это сраное дерьмо. Не то, которое в заднице, а которое уже в куче. Вот это все, — он могучим усилием воли заставил все свои тела подпрыгнуть одновременно. Пол дрогнул. — Это все декшасс. Теперь уже навсегда. Пойдемте, ребята, нам надо сейчас сделать еще одно очень важное дело.
Вошел Клеген, неся три стакана глинтвейна.
— Чуть в косяк не врезался, — обиженно сказал он. — При…
— …выкать надо, — закончил Альрихт.
Морена еще секунду озадаченно смотрел на него, а потом закружился в сумасшедшем танце.
— Хей!! — заорал он так, что глинтвейн в стаканах пошел волнами. Братва, победа! Алька сделал фраеров! Домашний мальчик, кто бы думал?
— Был мальчик, — сказал Альрихт и вдруг врезал Миштекту ногой по яйцам. Со всей дури.
— Ты что?!.- охнул Этерно. — Альрихт, беззащитного бить…
— Дурак ты, адепт, — беззлобно сказал Миштект, сгибаясь и ужасно морщась. — Ты никогда не пробовал стукнуть по яйцам самого себя?
* * *
Они стояли в Ритуальном зале, втроем. Правда, Альрихта было очень много, но большую часть себя он аккуратно разогнал под стенки, а перед Кругом Призыва и вовсе оставил одного — собственно Альрихта.
— Я все-таки не понимаю главного, — честно сказал Морена. — Я не понимаю механизма этого безобразия.
— Ну проще гвоздя, мать твою, — вяло сказал Альрихт.
— Да что ты мне про гвоздь? — возмутился Морена. — Ты мне принцип скажи! Формулу, в конце концов! Я ж не девочка из борделя, которой все на пальцах показывать надо!
— Ну смотри, суть Единения в чем? Один есть воплощение всех, их воля, их рука и слово — так?
— Ну так… предположим. В принципе так.
— Ты сам хотел принцип, — раздраженно сказал Альрихт. — Теперь не придирайся к словам. Инверсируем эту формулу. Что получается? Все есть воплощение одного, его воля, руки и слова. Все. Один — это я.
— А казнить нас зачем?