– Да вот именно как? Как? По какому праву? Его никто не уполномочивал. НИКТО! Ведь он даже не член… – миндалевидные Сашины глаза стали совершенно огромными и наполнились слезами, которые тут же ручьем полились по бескровным от нервного напряжения щекам, Баев предусмотрительно извлек из кармана крахмальный носовой платочек… Прошкин впервые удостоился наблюдать знаменитые Баевские слезы, тем временем Саша продолжал причитать и плакать:
– Он пьет чай с батюшкой моего папеньки! МОЕГО! А меня только за все винят, хотя меня там просто не было, а если бы я там был – все было бы совсем иначе…Он сказал, что я плохо знаю персидский, но я его знаю прекрасно! И как все закончилось… Совершенно посторонний человек – там, а меня туда даже не пускают… – похоже, Баев уже и сам толком не соображал что говорит, у него была самая настоящая истерика.
Силен реветь товарищ Баев, в ужасе думал Прошкин. Сашины причитания звонко отдавались от сводчатых стен склепа, и вполне могли привлечь к любителям семейных тайн нездоровое общественное внимание…
У Прошкина не было детей, а его любимые женщины прыгали с парашютом, ходили в походы на Северный Полюс, лихо штурмовали горне вершины и никогда не плакали, поэтому в распоряжении Прошкина имелся очень ограниченный круг методов борьбы с истерикой. Методов сугубо профессиональных. Самый действенный из этих методов требовал быстро и сильно двинуть гражданина кулаком, а лучше коленом, в солнечное сплетение и немедленно опустить его голову в емкость с водой и подержать там с полминуты. В таком случае у нахлебавшегося воды гражданина охота плакать отпадал на долго… Каждую часть этого метода можно было, конечно с меньшей эффективностью, применить и по отдельности. Но емкости с водой у Прошкина под рукой не было, а двинуть, усевшегося на землю для удобства рева Сашу в дыхалку он мог только ногой. Тоже конечно помогает. Но вот так вот бить коллегу, находящегося в том же звании, уважавший свое ведомство Прошкин, счел неэтичным. Поэтому он просто рывком поднял Баева за плечи, сильно тряхнул, и начал резко и решительно хлестать по щекам.
Он боли и неожиданности Саша мгновенно успокоился и уставился на Прошкина с нескрываемым недоумением, несколько раз глубоко вздохнул, поднял с земли оброненный и совершенно мокрый платок, пригладил волосы, снял несколько сухих травинок с рукава и тихо сказал:
– Вы, Прошкин, с ума сошли. Со мной так нельзя…- расстегнул кобуру и вынул пистолет…
Прошкин оцепенел от ужаса. Вот и все. Сейчас это ненормальный Баев его просто пристрелит. Да вот так возьмет и пристрелит, сперва его – Прошкина, потом из Прошкинского пистолета – фон Штерна и Борменталя… А потом скажет что по счастливой случайности застал на кладбище обезумевшего Прошкина, стреляющего в мирное население…