– Ох, Николаша! Ведь работаешь ты в органах с двадцатого года, уже и в Академии отучился, и про гипноз в журналах читаешь – а ногтем ковырни – дурак дураком! Не видел я никакого заключения! Ну, сам подумай – откуда бы ему у меня взяться?
Прошкин совершенно опешил и смотрел на прозорливого начальника только что не с открытым ртом, пытаясь осмыслить его сложную логику.
– Ну, сам посуди, – пояснил запутавшемуся подчиненному суть происходящего многоопытный Корнев, – ведь этот змей Баев слова в простоте не скажет. Тем более по начальственным кабинетам просто так не побежит. А тут на тебе – самого Буденного за лампасы ухватил и клянчит холодильный вагон, что бы своего героического папашу непременно в Н. похоронить. Да при том, что это в середине апреля происходит, а апрель в этом году очень холодный был.
Прошкин согласился:
– Двадцатого еще снег шел – я такого холодного апреля даже и не припомню…
– Так вот. С чего бы Александру Дмитриевичу – прогрессивному молодому человеку, который даже орехи колет иностранными щипчиками, с чего бы ему тело не кремировать – как это принято в Европе, и не привезти сюда скромную урну с прахом в самом обычном поезде? А самому, после скромных похорон, не исхлопотать должность в консульстве или дипломатической миссии и не пить коктейль «Маргарита» где – ни будь на Кипре? Ну, конечно, если последней волей его названного папаши были именно похороны в Н.? Ан нет – ему зачем-то еще и холодильный вагон потребовался. Да еще и неодолимая семейная любовь к постороннему старичку – которого он видел от силы три раза в своей жизни проснулась…
– Как же такое может быть? – засомневался Прошкин, – Я вот думал, что Деев чуть ли не на руках у Саши умер… А сейчас получается, что товарищ Баев не знает ни когда, ни от чего умер его отец?
– Отчим, – снова подчеркнул педантичный Корнев и, пошарив в необъятных недрах карманов, извлек изрядно измятый бланк телеграммы. Телеграмма адресовалась Баеву, извещала его о внезапной кончине Деева, и была направлена главным врачом госпиталя, где тот проходил лечение, в город Брюссель. То есть получалось, что Саша о смерти отчима узнал в зарубежной командировке. Хотя и был он вдали от Родины всего-то несколько дней…
– История эта, Прошкин, мне с самого начала не нравилась. И с каждым днем оказывается все более и более скверной. Слушай, как по моему сугубо личному мнению все это обстояло – если с чем не согласен будешь, или припомнишь чего-нибудь, что я забыл – подскажешь. Так вот. Деев действительно болел. Чем и насколько тяжело сложно сказать.