– Не надо упрощать, Тихоня действительно неплохо пишет, – вставила я.
– А ты вообще молчи! Ты им всю дорогу ключи давала и свечку держала! – заорала Ёка, и ее узкие глаза запылали.
– Я бы и тебе давала, если б ты попросила. Я не полиция нравов, чтоб решать, кто с кем хочет спать, – ответила я.
– А когда мне было ключи просить, если я все время деньги зарабатывала? – спросила Ёка.
– Ты сама себе выбрала такой путь. Ты Тихоню сделала куклой, – заметила я.
– Я сделала? Да он таким родился! Он по квартире своих родителей до сих пор как по минному полю ходит. Они живут на проспекте Вернадского, так у него еще с Фрунзенской аллергический насморк начинается. Клянусь, к каким врачам только его не водила, и иголки в него втыкали, и все… А мой психолог говорит, это крыша едет, крышу надо лечить.
– Сколько вы уже живете отдельно? – спросила Дин.
– Да почти три года.
– И вы хотели бы его вернуть?
– Что упало, то пропало. Я о другом болею, вот Ирка утверждает, что у Тихони с Пупсиком любовь. Что же это за такая любовь, если из-за нее человек становится полным дерьмом? Я в такую любовь не верю. Конечно, мы все за это время испаскудились, чистых не осталось, у меня у самой грязный бизнес, ну так я в целки и не лезу. Но Пупсик? Все за родительской спиной по жизни сделала, все фальшью, все обманом. Я-то Тихоню на свои деньги покупала, а она-то на папашины!
– Какая разница, чьи деньги, главное, кто больше дал, ты же нас сама учишь рыночной психологии, – поддела я.
– Да она и тебя всю жизнь на вранье держала, в хвост и в гриву имела, – ответила Ёка.
– Она не виновата, ее так воспитали. Вся семья на мифологии держится. Не умеет она на другом языке говорить, не слышала другого, у нее просто мозги перекошены, как аллергический насморк у Тихони…
– Ее воспитали? Господи, да я в бараке выросла! Да я в таком случае вообще по людям должна ходить ногами? – заорала Ёка.
– Так ты и ходишь, – не без удовольствия заметила я, посвященная в особенности Ёкиного бизнеса.
– Хожу, так я и плачу за это сама! Мне ничего с неба не падало! Мне никто квартирок за интимные услуги не оставлял.
В прежние времена меня бы затрясло от такого текста, а теперь я только ухмыльнулась и прокомментировала:
– Видишь ли, Дин, все мои знакомые и родственники были свидетелями того, что, когда Димка уезжал, кроме меня, он мог оставить квартиру только советской власти, которую любил еще меньше, чем меня… Но жизнь последних лет так затуманила мозги, что их рабочей версией стала история обо мне, как о содержанке и вымогательнице.
– Почему? – торопливо спросила Дин.