Пищали мыши, взбрёхивали собаки за бревенчатой стенкой, и гудел в трубе домовой, сосланный жить в неприветный Якутский край за какие-то грехи.
С утра вязали второй плот на широком ключе Якут. Мартыныч зимой волоком на конях натащил к берегу сухостойных лесин, затесал их с обоих концов, чтобы паром не упирался, а сигал через валуньё в реке.
За хороший паром для сплава приискатели давали крепкую цену. Поперёк основных семиаршинных брёвен в обхват толщиной вязался накат из кругляка потоньше, а сверху укладывались сухие лёгкие чурки.
На них сплавщики сидят при спокойном течении реки, пошевеливая рулевым веслом, а, в случае крушенья на порогах, чурка, привязанная к поясу верёвкой, оказывается вместе с человеком в стремнине, являясь спасательным средством.
Для надёжности, плот скреплён железными скобами, на носу сложена кольцами длинная чалка из ременных вожжей для привязи парома в ночевьях. Мартыныч был, до ужаса, говорлив от зимнего молчания или от какого-то скрытного беспокойства.
Его пошатывало от спирта, он всё силился что-то втолковать, но Игнатий, увлечённый делом, только отмахивался. В обед к зимовью Соснина не пошли, на солнечном пригревке в затишке от штабеля брёвен развели костёр, подвесили над огнём котелки.
Мартыныч запалил свою трубку и долго умащивался на лесине поближе к Парфёнову. Игнатий усмехнулся, развязал котомку, вынул банчок спирта.
— На, уж глотни, не терпится тебе магарыч испробовать.
— Давай, Сохатый, я ведь, не ребятёнок, чтобы выпрашивать и конючить сладость, а вот, ничё с собой поделать не могу. Опосля прошлого лета вовсе стал попивать. Едва не сгинул на реке Эрге. Мы ить осенью с тобой не свиделись, ты и не ведаешь, что сотворилось в тайге.
— Да после того, как нас с тобой тут в девятнадцатом годе хунзузы в расход водили, ничем не удивишь.
— Дай глотну, Сохач, не могу… Тут, Игнатка, пострашней того расстрелу дела вершились.
— Да ну-у?! Ясно дело… Это, как же я в них не угодил, завсегда в самых пеклах кручусь. А тут не подфартило, сказывай?
— Чё сказывать… Если б тут искони не жил, не привечал всех заезжих тунгусов и якутов, счас бы тут старой дружбе смерть отвели. А было так… Я тебе, Сохач, вроде попу, исповедуюсь, можа камень с души слезет.
Так вот, в прошлом годе весной, когда я тебя проводил нартами вниз по этой реке, вызывает меня заведующий факторией прииска Скобельцинский товарищ Васильев, так, мол, и так, управлением снабжения пятой армии решено отправить экспедицию для разведки золота на Толмоте, притоке реки Алдана.
В позапрошлом годе вернулась оттуда малая артелька, добыла паромным способом фунтов двадцать. Начальником этой экспедиции шёл инженер Емышев, за охрану отвечал краском Чикин. Емышев разделил всю экспедицию на три части, навербовал народ.