Крепко привязав плоты к тихой заводи, золотоискатели пошли вдоль скалистого прижима вниз выбрать основную струю для сплава.
Из-под ног сыпались камни, прибойный ветер сёк лицо и пробирал сырым ознобом. Река бесновалась внизу, прыгая с высоких уступов, а дальше, насколько хватал глаз, кипела меж камней и бурлила, поднимая туман водяного буса.[7]
Показалось Егору, что ни одно живое существо не сможет преодолеть этого места. Он вглядывался в даль, примечая проходы, и, как ни храбрился, страх, всё же, одолевал, терзая душу.
В таком аду не поможет никакой поплавок, стенки ущелья отполированы водой за тысячелетия, негде даже зацепиться, на берег не вылезешь.
Откуда-то принесло выворотень толстой лиственницы, она забилась, заплясала на валунах, потом хрястнула и разваливалась на куски.
Игнатий молча смотрел на вакханалию, чинимую природой. Раздумчиво потрогал отрастающую бороду, повернулся и заспешил назад. Обходя на осыпи Егора, спокойно обронил:
— Айда, пока мы тут пялимся, медведи продукты решат. В этом году их вылезло на первый подкорм к реке, как никогда, много. Пошли, нечево себе лишний страх нагонять. Теперь отступаться поздно. Обойти по скалам это место с грузом нельзя, будем пытать судьбу. Ясно дело.
Отдыхали у костра рядом с чистым ручейком. Варилось мясо, потрескивали в огне дрова, громовой гул метался в ущелье, не найдя выхода, опадал вниз, забивая пробками глухоты уши.
Верка неугомонно облаивала рябчика на буреломном склоне, звала к себе. Игнатий вздохнул и заговорил. Егор подвинулся ближе.
— Лет восемь назад сгинули в этих порогах трое приискателей, три родных брата. Я их хорошо знал по Зее, считай, за девками вместе ухлёстывали, дрались и пили водочку совместно не раз. Они призадержались у Мартыныча, гульбанили напоследок. Уплыл я без них.
Прошёл эту страсть, остановился подсушиться и набраться сил. К вечеру прибило в заводь брёвнышки ихних паромов. А потом и самих пособрал, поплавки на отстойной яме указали утопленников. Завтра увидишь, где я их схоронил.
Видать, спьяну сунулись, а тут тверёзому дай Бог разума и силушки. За старшинку у них был Анисим Фомин — старший брат. Среднего величали, как тебя — Егоркой. Младшего — Иван. С тех пор зовут это место Фомин перекат.
Компанейские были мужики, добрячие. Ниже устья реки Чульман есть в Тимптоне три большущих валуна. Хоть и стоят они в самой струе, могут погубить, дал я им в память Фоминых имена трёх братьев. Да што это я тебя пугаю, не дело так. Ложись спать.
Егор долго лежал с открытыми глазами, слушая буйную гулянку в жилище злых колдунов. Тесные ворота в Нижний мир караулят угрюмые великаны из камня, ощетинив под небеса пики дремучих елей.