Гроб для командующего был сделан местным гробовщиком. Большой и добротный, он оказался несколько великоват для ссохшегося тела. Но все же генерал в парадном мундире, строгий и бледный, выглядел в нем эффектно. У Каппеля было сосредоточенное и задумчивое лицо. Казалось, что и после смерти его не оставляют мысли о походе, и он, если понадобится, готов вновь повести в бой офицерские роты.
При отпевании покойного в церкви, где только вчера красильниковцы закололи штыками красных пулеметчиков, присутствовал новый командующий - генерал Войцеховский. Затем Войцеховский произнес краткую речь и распорядился произвести ружейный салют.
Через час салют был повторен. Но на этот раз стреляли уже не в воздух… Это уничтожали арестованных членов Нижнеудинского ревкома, местных большевиков, пленных партизан и красногвардейцев - всего сто человек. Впрочем, первоначально было 97, но к ним для ровного счета прибавили еще троих, в том числе и гробовшика, записавшегося в нижнеудинский красногвардейский отряд за несколько дней до захвата города белыми. Взяли его вместе с женой, но она, как выяснилось, была 101-й, поэтому ее отпустили, а мужа увели. Он был единственным, кого с учетом невольно оказанной услуги разрешили похоронить родственникам сразу же после казни…
Для исполнения приговора военно-полевого суда, как пышно именовалось указание о массовом расстреле, в распоряжение адъютанта Каппеля, поручика Дербентьева выделили 8-й Камский полк, наличный состав которого к тому времени состоял из 25 рядовых. Из-за малочисленности команды приговоренных расстреливали небольшими партиями, а уставшие и промерзшие до костей солдаты целились плохо. Поэтому после каждого залпа Дербентьев вместе с двумя унтер-офицерами добивал раненых. Это было утомительно, но поручик старался добросовестно исполнить свой долг перед Россией и покойным главнокомандующим. Однако солдаты стреляли плохо, из рук вон плохо! После первого залпа ему пришлось пристрелить легко раненного в ногу рыжебородого и круглолицего, а затем еще нескольких, среди которых была и женщина, длинная, худая, с глазами, подернутыми пленкой ненависти… Впрочем, поручик и видел и не видел тех, в кого стрелял. Для него они все были одинаковы, на одно лицо.
В книге Мережковского «Грядущий хам», которую некогда прочел хрупкий, похожий на миловидную барышню гимназист Дербентьев, имелась красочная иллюстрация - громадный, смахивающий на скифа мужик, пытающийся разрушить храм Василия Блаженного. B с 1918 года студент консерватории Дербентьев, освобожденный от воинской повинности в связи с плоскостопием, в рядах белоофицерского партизанского отряда непримиримо сражался с этим мужиком, превратившимся в победителя. Он, этот сиволапый мужик, мог принимать различные обличья - подростка-рабочего, интеллигента в традиционном пенсне, розовощекого пейзанина в красноармейской шинели. Но это была лишь оболочка, за которой Дербентьев видел - или стремился видеть - ненавистные ему черты.