Колчак до последней минуты верил и не верил в предстоящий допрос. Теперь он испытывал чувство облегчения: ему предоставлялась возможность высказаться. Нет, не перед комиссией выдуманного эсерами Политцентра. Люди, сидящие за столом, его не интересовали. Показания предназначались для оставшихся в живых членов императорской фамилии, для Франции, Англии, Японии, для президента Американских Соединенных Штатов Вильсона, на приеме у которого он был два с половиной года назад, - для истории.
Рассчитывая на эту минуту, он и не застрелился тогда в поезде.
- Вы адмирал Колчак? note 19
- Да, я адмирал Колчак.
- Мы предупреждаем вас, что вам принадлежит право, как и всякому человеку, допрашиваемому Чрезвычайной комиссией, не давать ответы на те или иные вопросы и вообще не давать ответы.
Нет, Колчак не собирался пользоваться этим правом.
- Вам сколько лет? - спросил председатель.
- Я родился в 1873 году, - ответил Колчак. - Мне теперь 46 лет. Родился я в Петрограде, на Обуховском заводе.
- Вы являлись Верховным правителем?
- Я был Верховным правителем Российского правительства в Омске. Его называли «Всероссийским», но я лично этого термина не употреблял.
Председатель комиссии сделал паузу, давая возможность секретарю записать вопросы и ответы, и спросил:
- Здесь добровольно арестовалась госпожа Тимирева. Какое она имеет отношение к вам?
Вопрос был неприятным. Председатель комиссии вопросительно посмотрел на допрашиваемого.
- Она моя давнишняя хорошая знакомая… - сказал Колчак и, помедлив, добавил: - Она находилась в Омске, где работала в моей мастерской по шитью белья и раздаче его воинским чинам - больным и раненым. Она оставалась в Омске до последних дней, и затем, когда я должен был уехать по военным обстоятельствам, она поехала со мной в поезде. В этом поезде она доехала сюда… Она хотела разделить участь со мною.
Толстяк с благодушным лицом улыбнулся и что-то сказал своему соседу.
Ответ был неубедительным, и адмирал лучше, чем кто бы то ни было, понимал это. Но для его отношений с Тимиревой не было места в той биографии рыцаря без страха и упрека, которая сейчас им создавалась.
Блюститель офицерской нравственности должен быть сам образцом.
- Скажите, адмирал, она не являлась вашей гражданской женой? Мы не имеем права зафиксировать этого?
- Нет.
Председатель комиссии пожал плечами: в конце концов, вопрос был не из существенных, а среди прав, предоставленных законом обвиняемому, существует и право на ложь. Он не собирался лишать бывшего «верховного правителя» этого права…
- Скажите нам фамилию вашей жены.