Муж прочитал надпись, повертел письмо во все стороны и объявил, что ничего не понимает.
И тут настал мой черед. Допрос был с пристрастием, разговор вышел не из приятных, дошло до крика. Райнхард, конечно, изо всех сил все отрицал, я обзывала его похотливым козлом, а он меня — безмозглой козой. В конце концов муж окончательно вышел из себя. «Господи, да что ж это такое!» — возопил он и швырнул жемчужину в мусорное ведро, откуда я ее позже выудила.
Да, кажется, он не врет, подумала я, слишком уж разбушевался, вряд ли притворяется. Наверное, все было так: Райнхард где-нибудь эту бусину потерял и какой-то честный малый ему ее вернул. Так?
Муж отверг и эту версию. Он, мол, не носит с собой повсюду в кармане жемчуг, словно сказочный принц, и тем более не разбрасывает его где попало. И вообще, до сих пор не было у него никаких жемчужин в жизни, разве только Гюльзун, уборщица в его офисе.
— Ты бы лучше рассказала еще о своей сестре. Вместо этого я должен выслушивать черт знает что, какие-то нелепые подозрения. Ты сестру сто лет не видела, почти ее не знаешь, так нет же! У тебя в голове одни розы, сердечки какие-то и жемчуга! Мне иногда кажется, что ты все это специально выдумала, чтобы меня доставать!
Тем не менее в ночь на понедельник он решил залечь в засаду и поймать незнакомца на месте преступления.
«Пусть мне даже придется торчать тут всю ночь!..» — его и без того высокий голос сорвался почти на визг. Ну, по крайней мере, он не держит меня за полную идиотку.
В итоге мы оба лежали в постели. Райнхард спал и храпел, я немножко поплакала и тоже уснула. И приснилась мне Эллен, которая в образе Царицы ночи сидит верхом на молодом месяце в одеянии, тяжелом от жемчуга, и невыносимо высоким пищащим голоском о чем-то меня предупреждает, предостерегает. Такой звук — я помню с детства — издают умирающие мыши.
Чтобы отвлечься, на другой день я занялась нашим семейным портретом. Писать его мне, конечно, придется долго. Моя мать лечила тогда свою скрученную радикулитом спину на курорте, и я написала ей, чтобы по возвращении домой она сразу же выслала мне две копии с фотографии моего покойного брата Мальте. Одну из них я задумала подарить Эллен, о чем маменьке, конечно, не стала докладывать.
К счастью, у меня осталось еще несколько кусков стекла. Я выбрала самый крупный и набросала композицию. Проблема была в том, что все персонажи на снимках были разного размера, к тому же для общего портрета слишком маленькие, их придется увеличивать.
Больше других меня впечатлила бабушка с отцовской стороны: прямая как свечка, она застыла со сложенными на коленях руками на стуле с высокой спинкой. Белокурые волосы убраны в высокую прическу, темное платье все в мелких складках, на шее — нитка жемчуга. Только черепа на коленках не хватает, а то была бы просто кающаяся Магдалина. Смутно припоминаю, что папочка называл ее строгой матерью, которая щедро трескала их по лбу столовой ложкой. Но я эту даму в живых не застала, мне и отец-то в деды годился.