Она помотала головой. Я хотела было объяснить ей, что имею в виду, но она повернулась и ушла, оставив меня одну.
Я позвонила Люси:
— Ты тоже считаешь, что я ношу не одежду, а мешки?
— Аннароза, дорогая, неужели тебе нравится эта безвкусица с блестками, в которую Сильвия втискивает свои формы? У тебя особенный вкус, особое чутье, ты носишь, что тебе нравится, и это всегда выглядит оригинально.
Я не совсем была уверена, что услышала в свой адрес комплимент. Сама Люси принципиально одевалась в черное.
— Ты с Готтфридом насчет Имке не говорила? Готтфрида на тему психических заболеваний лучше не трогать, у него брат шизофреник.
— Обратись лучше к психотерапевту, — был совет.
— Спасибо, легко сказать! Как я могу?
— Ну и ладно, пусть и дальше бредит на здоровье. Надолго ее не хватит. Если уж она тебя совсем до белого каления доведет, тогда и воюй с ней. Слишком уж ты, радость моя, серьезно ко всякой ерунде относишься, — отозвалась Люси.
Последняя фраза меня покоробила: Райнхард повторял мне ее каждый день.
В Готтфридовой книжке вслед за главой о любовном помешательстве шел рассказ о сумасшествии на почве ревности. Неужели я скоро стану такой же психопаткой, как Имке? Боюсь, она толкнула с горки камушек, за которым покатятся и другие, и камнепад уже не остановить.
Только мое рисование меня еще и утешало. Покойный Мальте появился на семейном портрете первым. На фотографии, что прислала мне мама, он одет в летние штанишки, под которыми угадывается подгузник. А я решила изобразить его в матросском костюмчике, так будет заметнее разница между ним и поколением моих детей. Разглядывая в лупу маленькое личико Мальте, я обнаружила призрачное сходство с детскими чертами Имке. У обоих были широко расставленные глаза, голубые, как небо, полные какой-то невыразимой мечты. От таких глаз мне всегда становится жутко. «Не от мира сего» называю я тех, у кого такие глаза. «Не от мира сего», — сказала я себе, глядя на Мальте, и чуть не расплакалась по своему потерянному брату.
Мне казалось, я рисовала минут десять, на самом деле пролетели уже два часа. Мне знаком этот феномен: стоит уйти с головой в воображаемый мир, и время несется, бежит вскачь, фантастически скоро, будто в сказке, вечность превращается в один миг.
Интересно, получила ли сестра моя Эллен снимок Мальте? Я сделала перерыв и позвонила ей. Эллен сказала, что также хотела позвонить мне сегодня, поблагодарить за фотографию.
— Эллен, а ты не знаешь, отчего он умер? — Я коснулась темы, которая в нашей семье всегда была табу.
Сестра задумалась на некоторое время, а потом отвечала, что, кажется, говорили о внезапной детской смерти.