– Двадцать один. Скоро исполнится двадцать два.
– Я так и предполагал. – Классман размешал ложечкой свой кофе. – Моему сыну столько же.
– Он тоже здесь?
– Нет, – ответил Классман. – Он – в Германии.
Керн поднял глаза.
– Насколько я понимаю, это плохо?
– Только не для него.
– Ну, тем лучше.
– Для него было бы хуже, если бы он оказался здесь, – добавил Классман.
– Вот даже как? – Керн с удивлением посмотрел на Классмана.
– Да… Я бы его так избил… В общем, изувечил бы на всю жизнь.
– Что, что?
– Он донес на меня в полицию. Из-за него я и должен был убраться.
– Черт возьми! – вырвалось у Керна.
– Я католик, верующий католик. А сын уже несколько лет был членом одной из этих молодежных партийных организаций. Там их называют «старыми бойцами». Вы, конечно, понимаете, что я не разделял его взглядов, довольно часто спорил с ним. А юноша становился все более дерзким. Однажды он сказал мне приблизительно то же, что говорит унтер-офицер призывнику: чтобы я заткнулся, иначе будет плохо. Посмел мне угрожать, понимаете? Я залепил ему пощечину. Он убежал в бешенстве, заявил на меня в государственную полицию и дал им запротоколировать все мои слова – слово в слово, которыми я ругал их партию. К счастью, у меня там оказался знакомый, который тотчас же предупредил меня по телефону. Я должен был убраться как можно скорее. Уже через час приехала полиция, чтобы забрать меня, и во главе их – мой сын.
– Да, дело нешуточное! – заметил Керн.
Классман кивнул.
– Ему тоже придется не сладко, если я когда-нибудь с ним встречусь.
– Может быть, потом у него тоже когда-нибудь будет сын, который его также выдаст. И может, тогда уже коммунистам.
Классман смущенно взглянул на Керна.
– Вы думаете, это все продлится так долго?
– Не знаю. Но мне уже трудно представить, что я когда-нибудь смогу вернуться назад.
Штайнер приколол значок национал-социалистской партии к отвороту своей куртки.
– Великолепно, Беер! – сказал он. – Откуда он у вас?
Доктор Беер ухмыльнулся.
– От одного пациента, попавшего в автомобильную катастрофу неподалеку от Мюртена. Я накладывал ему на руку шину. Вначале он вел себя осторожно и рассказывал, что в Германии все обстоит блестяще. Потом мы распили по рюмочке коньяка, и пострадавший начал проклинать все их порядки, а на память подарил мне свой партийный значок. К сожалению, он должен был вернуться обратно в Германию.
– Да благослови, господь, этого человека! – Штайнер взял со стола синюю папку для бумаг и открыл ее. В ней лежал лист со свастикой и несколько пропагандистских листков. – Думаю, этого будет достаточно. Наверняка попадется на удочку, увидев все это.