– А никто. Сама догадалась. Я же очень хорошо знаю тебя, Корнилка.
Она замолчала и, казалось, перестав дышать, следила за ним, за движениями его грубых широких рук, сжимавших новый, из белого дерева обод, на который не хотела налезать шина. Корнила оттянул ее долотом и несколькими точными ударами молотка насадил на обод. Потом трудно вздохнул.
– Так чего же ты хочешь: товар за так?
– За так? – удивилась она. Действительно, ей и в голову не приходил этот вопрос: чем она уплатит Корниле? Да и чем можно было платить в такое время за такой необычный товар?
– За так теперь и блоху не убьешь, – проворчал Корнила. – Теперь время такое. Война!..
– Так, знаешь ли, деньги...
– Э-э! Какие деньги! Что теперь с тех денег...
– Ну вот у меня фунта два сала. Полдесятка яиц...
– Сказала – яиц! Яиц и у меня найдется. На яичницу.
«Вот же скряга!» – начала злиться про себя Степанида. Она узнавала прежнего Корнилу, у которого, говорили, зимой снега не выпросишь. Но хорошо еще, не стал отпираться, что имеет бомбу. Тут она угадала точно и тихо порадовалась этому. Остальное уж как-нибудь. Но как?
– Я же думаю, ты не за немцев? Наверное же, человеком остался?
– А я всегда был человеком. Ни за тех, ни за других. Я за себя.
– Ну а вот же бомбу прибрал. Видно, знал, пригодится?
– Знал, а как же! Вот и пригодилась. Кому-то.
– Мне, Корнила.
– А мне все равно. Пусть тебе.
Они помолчали. Корнила все крутил в руках колесо, хотя делать с ним, пожалуй, уже было нечего.
– Так что ж я тебе?.. Денег не имею, коровку немцы съели. Курочек постреляли, пяток всего осталось. Мужика Гуж забрал, в местечко повел. Что же я еще имею?.. – смешалась Степанида.
– А свиненка? – вдруг спросил Корнила и второй раз зыркнул на нее коротким колючим взглядом. – Или тоже не имеешь?
– Поросенок остался, ага. Весенний, – растерялась Степанида и смолкла; уж не захочет ли он поросенка?
– Хорошо, что свиненок остался, – как-то вроде равнодушно сказал Корнила, встал и подался в угол, что-то перебрал там в железяках и наконец вытащил кривую длинную проволоку, которую взялся рубить на гвозди.
– Остался, ага. Но... Ладно, бери поросенка. Отдам.
– С полпуда будет?
– Будет с полпуда. Упитанный, хороший поросенок, – упавшим голосом похвалила Степанида и удивилась при мысли: неужели она его отдаст? С чем же тогда останется?
– Ну, разве за свиненка, – оживился немного Корнила. – Ну, и это... По теперешнему времени товар! Для чего тебе только?
– А это уж мое дело. Надо!
– Ну известно. Если, может, в лес кому? Товар ходовой, хороший.
Корнила немного подумал, потом выглянул из дверей, прикрикнул на собаку и молча рукой махнул Степаниде, чтобы шла следом. Во дворе они перелезли через низкие воротца на зады усадьбы, заросшие кустами смородины, крыжовника, молодым вишняком. Под тыном среди лопухов и крапивы Корнила поднял пласт слежалых гороховых стеблей, из-под которых выглянул конец чего-то длинного и круглого, будто ступа, с приваренной на хвосте жестянкой. Это была бомба.