Бенедиктинцы никак не могли утихомирить больного, и его крики и брань мешали другим. Один из монахов едва не лежал поверх него, пытаясь удержать в постели. Когда Оливер увидел на пороге Бартоломью, он забился еще сильнее.
— Не подпускайте его ко мне! — завопил студент. — Он убьет меня!
Бартоломью медленно приблизился к постели и осторожно положил руку на голову юноши. Оливер шарахнулся, отодвинулся как можно дальше в угол.
— Ну-ну, Генри, успокойтесь, — негромко сказал Бартоломью. — Никто вас не обидит. Вы больны и нуждаетесь в помощи, а лучше, чем здесь, вам ее не окажут нигде.
— Нет! — взвизгнул Оливер; взгляд его отчаянно заметался по комнате. — Здесь вы меня прикончите!
— Ну и зачем мне это делать? — поинтересовался Бартоломью и протянул руку, чтобы аккуратно повернуть голову Оливера — осмотреть нарывы на шее.
Студент судорожно, прерывисто задышал.
— Мастер так сказал, — прошептал он, не сводя с Бартоломью полных ужаса глаз.
— Суинфорд? — изумился Бартоломью. — Суинфорд сказал вам, что я вас убью?
Оливер покачал головой.
— Мастер Уилсон. Он сказал, что вы убьете его. Вы и убили!
Он снова вжался в угол, обессиленный. Бартоломью ошеломленно глядел на него, а монах встал на колени и принялся стаскивать с Оливера сырую одежду.
Бенедиктинец скупо улыбнулся врачу.
— Бредит, — сказал он. — В бреду они чего только не говорят. Бедняга Джером вон все твердит, что это он виноват в убийстве Монфише!
Бартоломью простонал. Он не поспевал за событиями. Значит, Джером в горячечном бреду признался, что убийца — он? И почему Уилсон сказал Оливеру, будто Бартоломью собирается убить его?
Оливер выдохся, перестал сопротивляться и позволил Бартоломью с бенедиктинцем уложить себя в постель. Когда врач стал его осматривать, он снова начал извиваться и отбиваться, но без прежней горячности. Нарывы под мышками и в паху были мягкие, как гнилые яблоки, и Бартоломью знал, что даже если их вскрыть, это не принесет облегчения. Пока монахи занимались остальными пациентами, он попытался заставить студента выпить воды.
Оливер выплюнул воду и вывернулся из рук врача.
— Отравитель! — прошипел он с блестящими от жара глазами.
Бартоломью сам отхлебнул из чашки и снова протянул ее Оливеру; тот принял воду с неохотой, но выпил жадно.
— А теперь, — сказал Бартоломью, — вам нужно отдохнуть.
Он поднялся, но Оливер схватил его за край рукава.
— Мастер Уилсон говорил, что боится умереть от вашей руки, лекарь, — сказал он. — Моя тетка полагает, что вы убили его.
Бартоломью был сыт Оливером и его гнусными обвинениями по горло.