– Что-то жутко вкусное там у тебя получилось… Я тоже сейчас заканчиваю…
Заканчиваю, и?.. Наташка чувствует, что лицо у нее красное. От духовки, конечно, это от духовки, но… Она отворачивается к застекленному шкафу, смотрит корешки книг. Мама всегда учила: хочешь лучше узнать человека, посмотри, что он читает. Хотя в наше время в таких шкафах чаще хранят видеокассеты…
Книги Наташе нравятся. Корешки потрепанны – стоят не для интерьера. Здесь же, за стеклом, две фотографии.
Молодой парень в парадной форме, угол перечеркнут траурной ленточкой. На другой: кучка ребят на фоне танка – низкого, приплюснутого, обвешанного непонятными ей прямоугольными штуками. Крайний слева – Генка. Улыбается немного грустно, в руках танкистский шлем, короткие светлые волосы взъерошены. На дальнем плане тоже какая-то боевая машина, она в них не разбирается, – искореженная, опрокинутая, обгоревшая. И фоном – горы.
Он был там? – Наташка удивляется. Встретился ей не так давно один… герой чеченской кампании. В поезде, в плацкартном вагоне – возвращалась от родителей. Парень в камуфляже и лихо заломленном десантном берете – всю дорогу пьяный. Кураж и бахвальство мешались в нем с лютой злобой ко всем окружающим – пославшим его рисковать жизнью и терять товарищей, а теперь, после геройского возвращения, не желающим принять его право на… Право на что он столь рьяно отстаивал, Наташа так и не поняла. Право на беспробудную пьянку? Или на рукосуйное приставание ко всем встречным девушкам, обязанным приласкать героя? Или право полезть драться со старичком-ветераном, намекнувшим, что пришедшие с великой войны вели себя скромнее?. Разбушевавшегося вояку сняла с поезда милиция, а мрачное впечатление осталось… Герой-самозванец? Тыловая крыса, не нюхавшая пороху? А может, и нет, на войне, как и в жизни, всякие люди встречаются…
Но вот Гена… Ведь если бы не этот случайный взгляд на фото…
…Маленький телевизор издает шипение и вдруг начинает петь голосом Милен Фармер. Наташа оборачивается. Картинка на экране вполне приличная, довольный Генка прикручивает панель на место.
Она показывает на снимок и спрашивает уже вслух:
– Ты был там?
Он подходит, смотрит на фотографию. Лицо мрачное. Отвечает коротко и глухо:
– Да.
Она понимает, что он ничего не хочет вспоминать. Что рассказа о подвигах и геройствах она не услышит. Она ничего не спрашивает. И, неожиданно для себя, кладет руки ему на плечи.
Серые глаза совсем близко, Фармер что-то поет о любви и одиночестве.
Нельзя так сразу… – пытается подумать Наташка. И опускает веки…